За­висимость от целей и желаний. Преодоление

 

Конец мая 1999 года. День приема. Странное складывается положение. У пациентов дела все лучше, а у меня проблем все больше. Я опять мед­ленно прокручиваю все возможные модели, позво­ляющие объяснить мою ситуацию.

 

Первое: я слишком окунулся в земные пробле­мы. И они высасывают из меня все силы.

 

Второе: я мало занимался собой. Когда змея меняет кожу, она полностью беззащитна. Расту­щее деревце, маленький ребенок — у них тоже все силы уходят на внутренние изменения. Когда идет новая информация, я должен измениться, чтобы принять ее. Для этого нужно отпустить все и сконцентрироваться на себе, иначе можно сло­маться.

 

Третье: мое неважное физическое и духовное состояние, скорее всего, нужно рассматривать не как результат промахов, а как подготовку к совер­шенно новому этапу и новому состоянию. Когда пытаешься приблизиться к Божественному, не­правильное отношение к миру и поведение стано­вятся гораздо более болезненными и опасными.

 

Одна женщина рассказывала, что решила крес­титься и за день до крещения чуть не погибла:
— Странно, — сказала она. — Я иду к Богу, а меня за это наказывают.
— Вы знаете, как раньше проводилось креще­ние? — спросил я. — Я считал, это делалось так. Человек молился, обращаясь к Богу, а затем его окунали в воду и держали до тех пор, пока он не захлебнется. И в этот момент его вытаскивали и откачивали. Это был акт прощания с жизнью и со всеми человеческими ценностями при непрерыв­ном устремлении к Богу. И случалось, не выжива­ли. Потом это было заменено на обыкновенное окунание в воду или обрызгивание водой.

 

Насколько тесно мы прирастаем ко всему че­ловеческому, настолько болезненно происходит возвращение к Творцу.

 

Другая женщина мне сказала:
— Я поверила в Бога и обратилась к Богу, а он у меня все отнял.
— Мы не подозреваем, что творится в глубинах нашей души, — сказал я ей. — И часто мы устремляемся к Богу своим сознанием, думая, что обретем счастье. А подсознательно счастьем для нас является незыблемость, стабильность челове­ческих ценностей. Все, что мы делаем целью, для нас незыблемо. От цели мы всегда зависим. Зави­симость рождает агрессию. И вот мы пытаемся идти к Богу, таща в своей душе обиды, ненависть и нежелание жить. А как можно идти к Богу, со­храняя ненависть к любви? Поэтому и колеблется наше человеческое счастье. А мы это воспринима­ем как наказание и начинаем заниматься самоедст­вом, вместо того чтобы еще больше устремиться к любви.

 

С каждой своей новой книгой я должен все ме­ньше зависеть от всего человеческого. Это будет происходить тогда, когда я все более реально нач­ну ощущать свое Божественное «я».
И я говорю пациентам:

 

— Отстранитесь от всего человеческого. Ощу­тите в себе Божественное «я», как неиссякаемую,
Божественную любовь, и пройдите все трудные ситуации с сохранением этого чувства. Вспомните все возможные и невозможные потери человече­ского и сохраните чувство любви.

 

Но все-таки, как же оно выглядит, это Божест­венное «я»? Чего не должно в нем быть? Как определить то человеческое, которое должно отслоиться перед тем, как ощутить свое Божест­венное?
Я пока, в данный момент, сижу по уши в чело­веческом. У меня периодические боли справа от грудины, болят колени и хрустят суставы.
Я не могу понять одного существенного момен­та. Высшим счастьем, после любви к Богу, являет­ся любовь к людям. Я за это уже не зацеплен. Значит, я должен быть чист во всем остальном. Почему же тогда через полтора года должно про­изойти событие, где будет оскорблена моя мораль, моя нравственность? Я этого не выдержу. Значит, нравственность не является результатом любви че­ловеческой?

 

Я вспомнил ситуацию, когда я заканчивал чет­вертую книгу. Параметр будущего, который шел после воли и жизни, почему-то оказался не ста­бильным. Он явно зависел еще от чего-то. И по­том я мучительно осознал, что все четыре книги посвящены теме тела и духа, но темы обожествле­ния души человеческой в них нет.

 

И вот я начал осваивать тему души, которая как бы слагалась из нескольких моментов. К ним относились: старение, религиозная нравствен­ность и любовь к людям. Мне нужно было найти первое основополагающее звено. И я его нашел — это была любовь к людям. И я опять обрадовался: наконец-то система закончена!

 

А потом за темой тела, духа и души пошла тема инстинктов. Ин­стинкт управления, инстинкт сохранения и про­должения рода, инстинкт сохранения и продолже­ния жизни. От инстинктов я пришел к теме лично­сти как к совокупности человеческого «я» не только в этом, но и в других мирах.

 

А потом я вернулся опять к теме человеческой любви и чело­веческих чувств. Все чувства должны были сжать­ся в одно. А вот с нравственностью, моралью и идеалами этого никак не происходило. Здесь была какая-то неразрешимая загадка.

 

Я решил назначить на прием несколько пациен­тов. Может быть, будет какой-то прорыв. И он произошел. Я начал читать небольшую импрови­зированную лекцию перед несколькими слуша­телями:
— Для того чтобы преодолеть себя на сегод­няшнем сеансе, нужно понять несколько момен­тов, — начал я.
— Первое — обида от другого человека — это милость, данная Богом. Если мы ее не принимаем, тогда нас очищают болезнями или несчастьями, а если не готовы к этому, тогда смертью.

 

Второе — максимальное очищение дается через близких лю­дей, поэтому насколько мы сумеем их простить, настолько возможны наши глубинные изменения. Такое очищение намного превосходит по масшта­бам то очищение, которое дает смерть. Нужно не только мысленно простить, но и чувственно про­стить.

 

Не только понять, что вы простили, но и почувствовать это. Мысль становится эмоцией, рефлексом, чувством после многократных повто­рений. Поэтому, сотни раз представляя главные болезненные ситуации, вы, концентрируясь на Любви, должны сформировать у себя навыки, рефлексы прощения и добродушия.

 

Пойдем дальше. Все быстрые процессы — ког­да нас обидели, толкнули, предали — по времени занимают 2—3%. А медленнотекущие — неважная судьба, работа, жизнь не складывается — они в десятки раз масштабнее. И поскольку здесь явно виноватых нет, то идет недовольство собой, уны­ние, а это есть скрытое нежелание жить, т. е. пре­тензии к Богу через себя.

 

Поэтому недовольство судьбой и собой, неверие в себя, уныние и неже­лание жить нужно отмаливать в 30—40 раз доль­ше, чем обиды на других. Насколько мы осво­бодимся от агрессии к любви во всех формах, на­столько наша молитва будет эффективна. От человеческого «я» к Божественному мы идем толь­ко через любовь. Поэтому перед молитвой нужно очистить свою душу.

 

Насколько мы почувствуем наше Божественное «я» более реальным, настоль­ко уменьшится зависимость от человеческого «я» и настолько станут возможными благотворные из­менения.

 

Мы не можем предвидеть Божественной воли. Мы не можем предсказать, что потребует от нас любовь. Поэтому, когда приходит Божествен­ная любовь, нам это кажется хаосом, разрушени­ем жизненно важного порядка. И насколько мы обожествляем порядок и боимся хаоса, настолько внутренне мы теряем связь с Божественным.

 

Чего не должно иметь наше Божественное «я»? Оно не должно иметь формы, поскольку форма — это есть совокупность пространства, времени и материи.

 

С человеческой точки зрения, Божественное «я» абсолютно бесформенно и хаотично. Оно так­же не должно иметь целей, ибо цель подразумева­ет реализацию в пространстве или во времени.

 

Оно не должно иметь желаний, потому что жела­ние связано со временем. По мере того как чело­век развивается, все больший размах приобретают его желания, цели и совершеннее становится фор­ма. И в своем высшем проявлении они все сольют­ся в одно и исчезнут в Божественном.

 

Но поскольку Вселенная голографична во вре­мени, то процесс превращения формы в бесфор­менность, целей и желаний в их противополож­ность происходит постоянно, через определенные промежутки времени. И насколько больше в нас Божественной любви, в которой нет желаний, це­лей и порядка, настолько активнее развиваются наши желания, цели и формы.

 

Что такое наши желания? Это любовь к друго­му человеку. И наши желания позволяют нам про­должать род: питаться, размножаться, выживать. Наши цели — это наши мораль и нравственность, наши принципы и идеалы. Наша форма — это наше физическое полевое тело.

 

У каждого человека есть главная составляющая человеческого счастья. Их две. Счастье личное — как живого существа и счастье — как существа коллективного. Сам человек без общества остался бы животным.

 

Поэтому часто счастье его коллек­тивного «эго» гораздо важнее счастья личного «эго». Личное счастье — это любовь к другому человеку, стабильность и защищенность жизни и судьбы.

 

Счастье коллективное — это нравствен­ность, мораль, идеалы, стабильность общества. В основе любого общества лежат понятия нравст­венности и морали. Без них развитие общества невозможно.

 

Чем нравственнее общество, тем бо­льше его перспективы развития и выживания. Безнравственное общество нежизнеспособно. Но человеческая мораль и нравственность происходят из религии.

 

Западная цивилизация, которая сейчас охвати­ла весь мир, стоит на 10 заповедях Моисея. Нрав­ственность, порядочность, порядок необходимы для существования общества. Но для его развития нужна Любовь, и тогда часто нравственность становится смирительной рубашкой для Любви.

 

И, если нравственность поднимается над Любо­вью, тогда начинается инквизиция, тогда любое истребление себе подобных становится нормой. Мир скоро должен войти в свою новую фазу, и все мы должны принять гораздо большее количе­ство Божественной любви. И поэтому должны быть поколеблены главные основы человеческого счастья. И насколько в этот момент мы обращаем­ся к Богу и к любви, настолько происходит обнов­ление наших желаний, наших целей и нашей формы.

 

Божественная любовь есть высший мировой по­рядок, неизмеримо выше того, что есть человек. Поэтому сохранение любви, когда рушатся наши желания, цели и формы, позволяет наше челове­ческое «я» приблизить к Божественному. Мир не­предсказуем. Любовь управляет миром. В этой фразе есть вторичность сознания и первичность Любви.

 

Полностью предсказать мир невозможно. Для этого нужно вернуться к Богу и стать Богом. Как только появляется ощущение полного пони­мания и управления миром, эта победа сознания над Любовью, и завершается она распадом со­знания. Полная предсказанность и понимание мира — это есть абсолютная упорядоченность. Мыслью мир непознаваем. Поэтому периодически наши мысли и наше сознание разрушаются старо­стью и смертью.

 

На Востоке пытались приблизиться к Божест­венному «я», отказываясь от желаний, целей, от проявления всех жизненных функций. Это дало мощный взлет духовности, развитию телесного со­вершенства, но было обречено на торможение и остановку.

 

Западная цивилизация сконцентриро­валась на противоположности: на активной дея­тельности, на целях, желаниях и развитии формы. Но западная цивилизация так много достигла по­тому, что в ее основе лежит иудаизм и христианст­во, в которых активность целей и желаний сменя­лась ограничением и воздержанием.

 

Но если в иудаизме больший упор делался на детальную и разветвленную систему ограничений и запретов, то в христианстве, особенно в раннем, главным условием освобождения от зависимости от целей и желаний стала непрерывно увеличивавшаяся лю­бовь к Богу.

 

Но в первые века нашей эры запасов любви для преодоления человеческого «я» не хва­тало. И поэтому христианство распалось на две ветви: католичество с повышением зависимости от человеческой любви, чувств и желаний и право­славие как повышение зависимости от нравствен­ности, принципов и идеалов.

 

И поскольку терри­тория западной ветви христианства оказалась го­раздо большей, чем территория православия, в противовес западной ветви возникает ислам с мощной ориентацией на нравственность, мораль, принципы и идеалы.

 

Конфликт двух начал, двух религиозных сис­тем нравственности может быть преодолен так, как это произошло в раннем христианстве, когда любовь была выше и души, и духа, и тела. А для этого нужно любую дестабилизацию основ челове­ческого счастья принимать с сохранением любви к Богу.

 

Сейчас западная цивилизация зависит от желаний, а восточная от целей. Если эта зависи­мость будет усиливаться, то мы не сможем нако­пить в душе достаточное количество Божествен­ной любви.
— Так вот, — обращаюсь я к своим слушате­лям. — Раньше я долго и пространно объяснял каждому, в чем причина его проблемы. Называл зацепки и подсчитывал параметры. В данный мо­мент все это не нужно. Сейчас я буду просматри­вать только по двум параметрам — это степень за­висимости от целей и от желаний.

 

Чем больше я говорю во время приема, тем активнее у меня включается желание помочь Вам, цель — чтобы Вы непременно выздоровели. И, таким образом, зависимость от человеческого «я» усиливается. И для меня это становится все опаснее. И чем больше скорость всех процессов на приеме, тем меньше я должен говорить.

 

А у Вас одна задача: сохранить любовь к Богу, сконцентрироваться на своем Божественном «я» в момент дестабилизации или разрушения желаний, целей и формы, то есть времени, пространства и материи. Я буду просто помогать Вам в этом, наблюдая за Вашими изме­нениями.

 

А сейчас садитесь, отпустите все Ваши проблемы, и если в голове осталась хоть одна мысль, значит, что-то Вы не отпустили. Через не­которое время я начну приглашать Вас по одному уже для личного сеанса. А сейчас нежелательно общаться, разговаривать, думать.

 

Я ухожу в соседнюю комнату и 10—15 минут привожу себя в порядок. Чем дольше пациент ожидает, тем сильнее у него тормозится сознание. Поэтому я индивидуальные сеансы совместил с коллективными, человек 2—3 часа находится в со­стоянии ожидания и работы над собой.