Одолевший неподвижность

"Чтобы помочь больному не обязательно его закармливать таблетками. Врач должен продемонстрировать единство с больным, что он на его стороне: любовь, уважение, внимание к пациенту и вместе постараться решить проблему. А врачи нарушают этические законы. Это больше похоже на уничтожение, чем на помощь. Сострадания нет. Врачу нужна тончайшая грань между состраданием и отрешенностью, чтобы не взять на себя проблемы пациента. Для атеиста это невозможно. Верующий человек рассуждает так: "Я помогаю, но выздоровление зависит не от меня. Но внутри я понимаю, что только сам человек может помочь себе".  Лазарев С.Н.

Моя книга родилась на основе моего дневника, который я начал вести сразу же после случившейся со мной трагедии — перелома позвоночника.

Первые строчки продиктовал уже на второй день своего пребывания в больнице, не задумываясь над тем, во что со временем могут вылиться эти записи.

Меня ждала тяжелейшая судьба парализованного — приговор врачей не давал никакой надежды на то, что я встану на ноги. Да и лежать, по мнению медиков, мне предстояло недолго. И тогда, естественно, пришла мысль о самоубийстве. Ведь я был профессиональным спортсменом (окончил Институт физической культуры, а уж потом медицинский), любил риск, скорость. Особенно увлекался такими видами спорта, как горные лыжи и прыжки с трамплина, мотоспорт и подводное плавание, поэтому предстоящая неподвижность была для меня хуже смерти.

И я бы, конечно, обязательно осуществил задуманное, но, как говорится, судьбе было угодно другое.

Меня спасла случайно попавшая в руки замечательная книга о мужестве врачей, которые отваживались проводить беспрецедентные опыты на себе, чтобы распознать причины и пути распространения особо опасных болезней и найти способы борьбы с ними. В голову пришла дерзкая мысль: а не дополнить ли мне, врачу и спортсмену, эту книгу еще одной "страницей", то есть не сделать ли свое несчастье смыслом своего существования, провести уникальный эксперимент на самом себе? А затем, обретя опыт, помочь тем самым и другим...

Приняв такое решение, я увидел цель в жизни. Мысль, что смогу быть полезным многим людям, буквально окрылила меня.

Своим восстановлением я должен был продемонстрировать и врачам, и спинальным больным, что человек со сломанным позвоночником и поврежденным спинным мозгом может вернуться к творческой жизни, а не лежать годами неподвижно в постели.

Моя история стала известна журналистам, и в течение нескольких лет об этом публиковалось много материалов и даже была поставлена радиопьеса "Канат альпинистов". Но все эти публикации грешили одним недостатком: мне в них почти не предоставлялось слова. Читателей же конкретно интересовало, что и как делал Красов, чтобы подняться на ноги.

Я получил сотни тысяч писем на разных языках — не только со всех концов нашей страны, но и из-за рубежа. Потом ко мне хлынул поток спинальных больных, которых приносили на носилках, в колясках и просто на руках. Те больные, которые добились наибольших успехов, начали приглашать меня к себе.  Личное общение с больными давало и им и мне очень много: у пациентов значительно улучшалось состояние, а я обретал бесценный опыт. Теперь мне надо обобщить и обосновать мой личный и зарубежный опыт.

Значит, я оказался прав: моя жизнь теперь нужна, просто необходима этим людям, ждущим от меня помощи. Увы, я смог помочь далеко не всем, кто ждал от меня спасения. Лишь сильные, целеустремленные, умеющие организовать себя и упорно трудиться не только поднимались на ноги, но и начинали работать, заканчивали вузы, женились, рожали детей. А люди вялые, слабые духом, эгоистически ушедшие в болезнь ничего не получили от встреч со мной, ибо не желали трудиться. Таков этот недуг: без воли и упорного труда успех невозможен.

После войны в Афганистане и в Чечне число спинальных больных в нашей стране значительно возросло. В основном это молодые, находящиеся в самом творческом возрасте люди. К сожалению, наша медицина в подавляющем большинстве случаев не в состоянии была поднять их на ноги. 

Я понял также, что резервы нашего организма поистине безграничны и он может творить настоящие чудеса, если ему помочь. И наоборот — никто и ничто не сможет вылечить тяжелобольного, который отчаялся, пал духом и пассивно относится к своему недугу. Я часто думаю об ограниченных возможностях нашей медицины, о том, что врачи, как правило, не бывают творцами, а работают по стандарту, не выходя из рамок полученных в институте знаний.

Причин такой врачебной деятельности и малой любознательности предостаточно: плохие условия работы, низкая оплата труда медиков, устаревшее медицинское оборудование, большие физические и моральные нагрузки. Но главной причиной такой работы я считаю отсутствие у большинства врачей призвания к своей профессии.

Поэтому и появляются врачи, встреча с которыми — настоящая беда для больного. В те дни, когда я твердо решил не сдаваться своей болезни, меня начали терзать сомнения: "А может быть, есть еще какая-то непредусмотренная возможность, какой-то выход из моего положения, о котором врачи просто не подумали? Ведь нет же, нет безвыходных положений! Надо только суметь найти этот выход, и он поможет мне в моем восстановлении".

И тогда я решил обратиться за советом к другим, более квалифицированным специалистам. Словом, проконсультироваться на стороне. Встречу с кандидатом медицинских наук из Института нейрохирургии имени Бурденко предложил организовать один мой бывший пациент. Когда-то я лечил его, а теперь он вызвался помочь мне.

И вот он сидит передо мной в небрежно наброшенном на плечи халате. Все чувства мои обострены, и я замечаю сейчас то, на что в другое время не обратил бы внимания. Доктору явно некогда. Он забежал ко мне по пути, ненадолго, потому что очень попросили. От этого весь его вид выражает нетерпение.

Представился не как коллега коллеге, попавшему в беду, а очень официально. Глядя в сторону (даже не осмотрев меня предварительно), начал говорить ровным голосом, словно читая страницы из учебника нервных болезней, о том, что ждет меня в дальнейшем: пожизненное заключение в четырех стенах, навсегда буду прикован к кровати, если не умру через 2-3 месяца от пролежней или уросепсиса в страшных муках.

Слушая его, я не верил своим ушам. Правда, нечто подобное говорили и мои лечащие врачи, но не такими словами и не таким тоном. А тут просто удивительная беспощадность, безжалостность. Ни одного ободряющего слова, ни капли надежды на выздоровление. Он все говорил и говорил, но я уже не слышал его, не понимал.

До сознания доходили лишь отдельные слова, которые били меня, словно камни: "Безнадежно. Невозможно. Никогда и никто". Холодная волна ужаса обдала меня так, что я вынужден был запахнуться одеялом. Внутри все дрожало и только было одно желание — поскорее остаться одному. Ничего себе — проконсультировался у "хорошего" специалиста!

И все же, несмотря на неутешительный прогноз, я попытался вырвать у него последнюю надежду:

—  Может быть, все не так страшно? — робко задал ему вопрос. — Вы не учли, что я спортсмен, привык к борьбе и сейчас готов на любые тренировки.

—  Нет! Никто, никогда не вставал на ноги с таким диагнозом, — последовал ответ. — Вы не сможете даже сидеть без посторонней помощи. Специальный корсет, инвалидная коляска. Вот все, на что можно рассчитывать!

Когда мой "прокурор", наконец, огласил до конца мой смертный приговор, я хотел у него спросить:

—  Вы ко мне как врач пришли или как судья? И вдруг, неожиданно для самого себя, задал ему совсем другой вопрос:

—  Доктор, а вы занимались когда-нибудь спортом, делаете ли утром гимнастику, обтираетесь холодной водой? Он удивленно посмотрел на меня и все понял. Понял, каким я его увидел со стороны и как оценил.

Консультант ушел, а я долго лежал, потрясенный этой встречей, Не в состоянии прийти в себя после такой "консультации".

Эх, доктор, доктор, как же можно отнимать у больного надежду? Ведь это означает отнять у него жизнь. Вылечить ты меня, доктор, конечно не мог, но поддержать был обязан. Для безнадежных больных святая ложь необходима — в этом я убедился на собственном опыте. Это ложь во спасение. Нельзя такому больному говорить откровенно о его настоящем состоянии и тем более давать мрачные прогнозы на будущее, лишая надежды и веры. Больному эта вера необходима как воздух. Малейшее колебание, сомнение в голосе врача могут быть смертельно опасны для страдальца.

Удивительная поддержка пришла вдруг с неожиданной стороны. Пожилая санитарка, работавшая вместе со мной, услышав о несчастье, решила, как и многие мои коллеги, навестить больного. Мой удрученный вид ей явно не понравился.

—  Я знаю, что это такое — быть парализованным, и хорошо понимаю тебя, — заявила она мне сразу же, — со мной было то же самое.

Оказывается, еще в молодые годы с ней случилась беда — перелом позвоночника в крестцовом отделе (там нет спинного мозга). Молодую женщину болезнь приковала к кровати, но чтобы жить, надо было на что-то существовать. И это "надо" не давало ей спокойно лежать и ждать, когда наступит улучшение. Начала она преждевременно с огромным трудом перемещаться, чтобы обслуживать себя. И организм пошел навстречу ее настойчивости. Каждое движение вливало в нее новые силы, здоровье крепло и, наконец, она смогла встать на ноги.

Специальности не было, пришлось заниматься физическим трудом. Работала уборщицей, подсобной рабочей. Поначалу очень уставала, мучили боли, но дальше — лучше. И вот до сих пор трудится в полную силу и чувствует себя хорошо. Простодушно, без тени сомнения начала она меня убеждать, что все обойдется, только я не должен залеживаться, а постоянно двигаться.

Конечно, я понимал, что мой случай намного сложнее и страшнее. Но от простых участливых слов сразу стало тепло на сердце. Это участливое, доброе слово! Порой оно делает то, чего никогда не добиться другим способом. Оно успокаивает, будит надежду, вселяет веру человека в самого себя.

Как ни парадоксально, но эта пожилая малограмотная женщина сделала для меня больше, чем молодой врач с ученой степенью. Она убедила меня не сдаваться, и теперь моя надежда была опять со мной, и я уже твердо знал, что мне надо делать. Решение на этот раз было принято окончательно! И как только я сделал это, ко мне то с одной, то с другой стороны стала приходить подмога. Как тут не вспомнить Публия Вергилия Марона, сказавшего в "Энеиде", что "смелым судьба помогает".

Вот и выходит, что как бы медицина ни была оснащена самой современной аппаратурой и самой совершенной методикой исследования, успех в наши дни, как и тысячу лет назад, во многом зависит от личности врача. Если врач вступает с больным в тесный контакт, а не поглядывает на него с высоты своих знаний, то результаты их союза бывают удивительными.

Известный сирийский врач, живший в тринадцатом веке, писал, что в древности врач, обращаясь к больному, говорил:

"Нас трое — ты, болезнь и я. Если ты будешь с болезнью, вас будет двое, я останусь один — вы меня одолеете. Если ты будешь со мной, нас будет двое, болезнь останется одна — мы ее одолеем". 

Но чтобы пациент "был с врачом", тот должен расположить больного к себе, заставить его поверить знаниям доктора.

Палата ждала обхода главного травматолога Института имени Склифосовского профессора Соколова. Профессор Соколов внушал глубокое доверие пациентам, и даже одна встреча с ним давала больному больше, чем ежедневное общение с некоторыми другими врачами. Меня он тоже хорошо зарядил оптимизмом и умело направил на дорогу борьбы с недугом. Получив солидную поддержку, я двинулся дальше по своему нелегкому пути.

Да, это был истинный врач, хороший психолог, знающий силу слова. Целебно действовали не только его слова, но и спокойная мягкость голоса, неподдельное сочувствие, желание поддержать больного, вселить в него надежду.

Спасибо, профессор, спасибо за то, что вдохнули в меня эти силы, заставили мечтать, надеяться, бороться. А значит — жить.

Сначала врачи решили попытаться поставить позвонок на место бескровным способом. Трое крепких мужчин с решительным видом приступили к делу. Но все их попытки выправить вывих не увенчались успехом: не помогла ни одномоментная репозиция вывиха коленом, ни ручное вправление (от него они отказались туг же, боясь дополнительно повредить мозговое вещество).

Взглянув на врачей, потных, усталых, пытавшихся обойтись без кровопролития, я понял, что операции мне не избежать. Травматологическая контрактура мышц спины не поддалась их усилиям. Полное расслабление наступит потом. Уже завтра парализованные мышцы будут вялыми и безжизненными, а еще через трое суток от них останутся только воспоминания.

Ответственный дежурный (заведующий травматологическим отделением Иван Иванович Кучеренко) принимает решение — оперировать! Теперь, оглядываясь назад, я с позиции нынешних моих знаний понимаю, что ни варварских манипуляций руками и коленом, ни операции делать было не нужно.

Следовало просто уложить меня на специально оборудованную функциональную кровать и с первых же дней начинать активно-пассивную терапию, то есть массаж и лечебную гимнастику до 5-6 часов в сутки, меняя мое положение каждые 1,5-2 часа (лечение положением). И хотя ламинэктомия (операция на позвоночнике) разработана хирургами довольно тщательно, любое вмешательство в эту область остается очень опасным делом, требующим исключительного внимания.

Даже незначительные повреждения, полученные при травме, могут быть увеличены во время операции, ведь она, по сути, тоже своеобразная травма, наносимая хирургами больному. 

Решившись на операцию, врач тем самым расписывается в своем бессилии помочь пациенту иными способами.

Хирургия — это крайняя мера, и медицина обращает взор к своей радикальной части, когда все другие средства испробованы. Еще Цельс писал, что "успехи хирургии связаны со слабостью медицины".

Когда два с половиной месяца назад я поставил себе цель — встать, то я не предполагал, что выздоровление пойдет ничтожными "порциями" и для этого понадобятся такие усилия воли. ...Самостоятельные занятия мои носят пока весьма жалкий характер. В основном это не движения, а исступленное желание делать их. Постоянно посылаю импульсы то в одну, то в другую группу мышц.

Активная гимнастика возможна только для верхней части торса. Чтобы не пользоваться снотворным, стараюсь максимально утомлять себя. Сплю четыре часа в сутки, ухитряясь заниматься даже ночью, — нельзя терять ни одной минуты. Массаж мне теперь делает каждый посетитель. Время от времени вдохновенная борьба сменяется упадком настроения.

И вот наконец смог самостоятельно встать на колени. Подполз к спинке кровати и при поддержке моих помощников выпрямил корпус. Теперь буду делать это сам, держась за спинку кровати. Когда поднялся с четверенек, выпрямился, стоя на коленях, кругозор у меня увеличился. Я уже отвык смотреть на окружающее сверху вниз, насколько же это приятнее, чем наоборот - видеть проходящую вокруг тебя жизнь снизу вверх.

Ползаю теперь по кровати регулярно. Конечно, это не совсем подходящее для моего возраста занятие — находиться в состоянии ребенка-ползунка, но что поделаешь, иного способа встать на ноги у меня нет.

Парализованные ноги — будто свинцовые двухпудовые гири, и я с огромным трудом тяну их за собой. С каждым днем я ползаю все увереннее, самостоятельно выпрямляю корпус и с довольным видом оглядываю палату с "высоты своего положения". Мои успехи всех радуют. Всех, кроме нового лечащего врача. Как же мне не повезло с врачом! Каждая встреча с ней, моим главным противником, являлась для меня маленькой смертью. Молодая женщина, а сколько в ней нескрываемого равнодушия. Вспоминаю, как насмешливо оглядела она мои примитивные приспособления, скривила губы и только что не произнесла вслух: "Еле дышит, а еще на что-то надеется".

Страшная жажда вернуться к жизни перечеркивала не только скептицизм моего врача, но и мнение более солидных авторитетов, помогала мне выстаивать. Чтобы обрести силы, которые методично подрывала мой доктор, я стал искать новых союзников.

Много раз после того, как встал на ноги, задавал я себе вопрос: почему вокруг меня в момент беды оказалось столько добрых, отзывчивых людей? И я нашел ответ на этот вопрос: люди помогали мне только потому, что видели, как отчаянно дрался я со своим недугом. Я увлек и заразил их своим азартом, оптимизмом, своей уверенностью в успехе. Они поверили в меня и охотно, не жалея сил и времени, помогали выбираться из бездны.

Но убежден, что если бы вёл себя по-другому — был пассивен, не проявил воли к победе, -то даже самые верные друзья не смогли бы долго выдержать и постепенно один за другим стали бы исчезать из моей жизни. И были бы правы: бессмысленно вкладывать свои силы в бесперспективное дело.  Мое же "дело" они считали верным, несмотря даже на пессимистические прогнозы врачей.

Для укрепления мышц торса (мышечного корсета) широко использовал набивные мячи разного веса и размера: бросал их партнеру и ловил из положения лежа, сидя. Это прекрасные упражнения с отягощением, они эффективны и, что немаловажно, эмоциональны. Мышечно-сухожильные рубцы и контрактуры лучше разрабатывались после лечебных грязей. Все больные, закончив эту процедуру, по рекомендации врачей один-два часа отдыхали, я же пользовался моментом, пока тело еще разогрето (как после разминки у спортсменов), и тут же начинал борьбу с тугоподвижностью в суставах и позвоночнике.

Методика моя создавалась годами путем проб и ошибок, собиралась буквально по крупицам. Ничто новое, интересное и полезное не проходило мимо моего внимания.

Семь лет применял я через день скипидарные ванны Залманова. Они оживили кровообращение в парализованных тканях, согрели ноги, и теперь даже в холодную погоду они не мерзли. Кроме того, улучшился сон, особенно после приема ванны. Немаловажное место в моей системе занимают гимнастика, философия и гигиена йогов. Они вошли в мою жизнь совершенно случайно. Впрочем, случай часто находит тех, кто делает все для встречи с ним.

Главные приспособления для занятий — это надкроватные параллельные брусья с меняющимся уровнем, на которые навешиваются всевозможные приспособления для тренировок рук, манеж с коленоупором. Большой эффект дали мне тренировки на моей конструкции, за разработку которой получено авторское свидетельство.

Для объективной оценки и контроля за развитием мышечной силы можно использовать и водяной динамометр — изогнутую в виде буквы "П" стеклянную трубку, наполненную подкрашенной водой. Чтобы вода не выплескивалась, на один ее конец натягивают спущенный воздушный шарик, на другой — резиновую трубку с грушей на конце. Если даже чуть-чуть прижать грушу к твердой опоре частично парализованной ногой или рукой либо сжать слабыми пальцами, то уровень воды тут же изменится. Таким образом, человек видит результат своего труда. Это своеобразная игра, которая увлекает больного, стимулирует его к дальнейшим занятиям.

Закаливающие процедуры и рациональное голодание, вегетарианское питание заняли прочное место в моей системе реабилитации, и я всегда рекомендую своим пациентам использовать эти высокоэффективные оздоровительные средства.

Я и сам был поражен тем, что сделал, ибо не предполагал о существовании во мне такой жизненной силы. Какие-то немыслимые сверхвозможности моего организма двигали непослушными ногами, упорно заставляя делать шаг за шагом.

Эти сверхвозможности, эти скрытые силы есть в каждом человеке. Но люди даже не догадываются о них, не знают, что за всю свою жизнь используют не более десяти процентов резервов своего организма. А если бы знали, если бы умели их использовать, сколько бы недугов было излечено, сколько жизней спасено! Но, заболев, человек не резервы своего организма подключает для излечения, а пьет лекарства, глотает таблетки, поддерживает себя уколами, то есть лечит не весь организм, а ставит лишь заплатки на больное место.

От всего этого я отказался очень скоро, так как понял, что лекарства (заплатки) меня не поднимут. Поэтому выкарабкивался из бездны только с помощью защитных сил организма, так что теперь знаю о них не по литературе, а по собственному опыту.

Вот поэтому я могу с уверенностью сказать каждому, кто попал в подобное моему, казалось бы, безвыходное положение: находясь даже в самом тяжелом физическом состоянии, человек должен не опускать руки и терять надежду, а бороться за свое восстановление. Бороться упорно день за днем, и организм не подведет — он откликнется на ваши усилия. И вы обязательно победите, если станете смелы и настойчивы.

Пусть восстановление будет неполным, но вы сможете жить, трудиться, любить и быть любимым. Сильных любят даже тогда, когда судьба бывает немилосердна к ним, когда их здоровье потеряно.

Не могу смириться с тем, что "забота" государства об инвалидах заключается главным образом в минимальном повышении пенсии и снабжении "заказами". Государство не понимает, что инвалиды — это его огромный потенциал. Их опыт и знания (ведь выживают самые сильные и мудрые) могли бы сделать для страны очень многое (так и происходит за рубежом). Но эти знания почему-то никому не нужны. Наверное, потому, что хлопотно организовывать творческий труд инвалидов, гораздо легче сделать их иждивенцами .

Есть мечты, которых мне в силу многих причин никогда не осуществить. Одну из них — самую главную, к счастью, смог осуществить Валентин Иванович Дикуль. В результате многолетней борьбы он сумел все-таки создать в Москве Центр реабилитации спинальных больных. Низкий поклон ему за это. Но спрашивается: почему не медики, а артист цирка должен был заниматься этим делом? Слава Богу, что у сильного не только телом, но и духом человека хватило для борьбы выдержки и мужества. Ну, а если бы не хватило? Тогда бы и до сих пор такого центра у нас не было.

Леонид Красов. Из книги "Одолевший неподвижность"

Рассказать историю