Родственные души
"Люди были бы счастливее, если бы не слова. Слова разделяют людей".
Тонино Гуэрра
Великий итальянский сказочник Тонино Гуэрра был необыкновенно одарен.
Поэт, сценарист, художник и даже архитектор — пожалуй, он должен был родиться в эпоху Возрождения.
Феллини, Антониони, де Сика, Тарковский — вот далеко не полный список режиссеров, снимавших фильмы по его историям.
Сам же Гуэрра ко всем своим титулам и регалиям относился единственно верным образом: попросту не поехал ни за одним из «Оскаров», ни за «Пальмовой ветвью», ни за «Золотым львом».
Главной наградой своей жизни он считал любимую женщину — родственную душу.
Как и положено настоящему «самородку Ренессанса», синьор Гуэрра был гением «от сохи» и, конечно, повидал в жизни немало. Родился он в бедной крестьянской семье, университет смог окончить только после войны.
В 1943-м в числе многих односельчан Тонино был депортирован фашистами в концлагерь. Там он, чтобы заглушить усталость и голод, которые постоянно преследовали узников, рассказывал пленным невероятные истории, сочинял и читал им стихи, которые приходилось запоминать из-за отсутствия бумаги и карандаша.
«Счастлив в своей жизни я бывал много раз, но более всего — когда меня освободили из лагеря и я смог посмотреть на бабочку без желания съесть ее», — вспоминал маэстро.
А вот юная москвичка Элеонора росла в совсем другом мире. Отец — элегантный франт, водивший дружбу с Сергеем Есениным; мама — красавица из старинного дворянского рода; няни и гувернантки, школа с латынью... Потом были филфак МГУ, работа редактором «Мосфильма» и счастливый брак с коллегой по цеху Александром Яблочкиным — в их доме всегда царила атмосфера вечного праздника. Среди частых гостей — Юрий Визбор, Василий Аксенов, Юрий Любимов, Андрей Тарковский и Белла Ахмадулина…
Гуэрра сделал Лоре предложение. На пути к личному счастью, правда, пришлось преодолеть множество препятствий, чинимых бюрократами по обе стороны границы. Ему отказывали в визе, придираясь к неразборчивому написанию фамилии, отсутствию запятой в нужном месте и прочим мелочам, но сломить натиск влюбленного маэстро было невозможно: осенью 1977 года в Москве состоялась их с Лорой свадьба — свидетелями были Антониони и Тарковский.
Синьор Тонино потом сказал о своем счастье друзьям: «Вот мы поженились с Лорой. И теперь мы будем слушать шум дождя и проживать все удивительные моменты вместе».
Элеонора стала для него женой, музой, помощником и главной женщиной в жизни. Впрочем, она вспоминала, что далеко не все и не всегда в семье складывалось гладко.
Места для души
В первое время, пока супруги «притирались» друг к другу, она частенько убегала плакать в свою комнату. Но Тонино не позволял ковыряться в себе — попросту врывался в комнату с криком: «Basta Dostoevsky!».
Он раскрасил и обустроил их общий дом в Риме и квартиру в Москве, где они останавливались, приезжая в Советский Союз.
И везде царила невероятная атмосфера любви.
Гуэрра умер в 2012 году в возрасте 92 лет в родном городке Сантарканджело-ди-Романья. В 1989 году с семьей переехали в Пеннабилли, что неподалеку.
Сам факт рождения Тонино именно в этих божественной красоты местах в значительной степени повлиял на формирование его характера по-настоящему великого гуманиста. И это — главное качество.
Тонино удалось полностью преобразить и этот маленький прекрасный городок Пеннабилли, и все другие города, расположенные вдоль реки Мареккья. Семь фонтанов, "Сад забытых фруктов", "Храм мыслей", "Музей одной картины", солнечные часы, где в определенные часы, по убеждению Тонино, вы можете увидеть тени Тарковского и Феллини, и первые памятники им же, навеки уходящим друзьям.
В своем "Саду камней" он поставил памятники Джульетте Мазине, Андрею Тарковскому (там есть даже его часовня), Микеланджело Антониони, Сергею Параджанову, Тео Ангелопулосу...
Кроме того, придумал массу всяких маленьких рукотворных "сказочных мест", куда сейчас охотно, часто приходят люди, нередко именно школьники, и которые Тонино называл "местами для души".
Когда Тонино уже серьезно болел, в последний период своей жизни, и понял, что врачи не помогут, сказал: “Оставьте меня. Дайте мне нежно перейти из одной комнаты в другую”. Все восприняли его слова как некий поэтический образ, но это не так.
Однажды мы с ним были в Вологде и поехали навещать монастырь, где последние годы жизни провел поэт Константин Батюшков. Там нас всюду сопровождал некий монашек, приведший в итоге к могиле поэта. Тонино же всем тогда задавал один и тот же вопрос: ”Как вы относитесь к смерти? Мне лично она очень не нравится. Я ее боюсь”. Монашек ничуть не смутился: ”Почему ты боишься смерти, Тонино? Ведь это так просто — перейти из одной комнаты в другую”.
Фраза настолько поразила Тонино своей прозрачностью, мощью веры и глубиной надежды, что ее-то он и произнес в последние секунды своей жизни.
Когда он умирал, из комнаты вышла заплаканная Энрика Антониони, воскликнув: "Я не видела ни одного человека, который умирал бы с такой щедростью по отношению к друзьям!" Он до конца всех поддерживал, советовал, помогал.
«Нашу с ним связь не может разорвать ничто, даже разлука, даже конец физического бытия. В этом смысле смерти нет, она не существует...» — говорила Лора.
Тонино Гуэрра. Из мемуаров.
За два дня до смерти Федерико Феллини сказал: "Как хочется влюбиться еще раз!"
Я был потрясен! На самом краю человек хотел еще раз пережить любовь, парить над землей, подчиняться тому, кому хочется подчиняться, слышать музыку оркестра в душе… Он говорил не о женщине, он хотел сказать, что любовь — это один из волшебных моментов в жизни. Когда ты любишь, ты перестаешь быть просто человеком, а становишься ароматом.
Ты не ходишь по земле, а паришь над ней. Вот это состояние влюбленности и есть главное в жизни.
И неважно, во что ты влюблен — в женщину, в работу, в мир или в жизнь…
Любовь — это не радость и не печаль, не награда и не испытание, а все вместе это путешествие в сказочную и волшебную страну, тропинка к тайне, которую предстоит открыть.
Любовь всегда уходит, все имеет свой конец. Но одно состояние всегда переливается в другое, и это другое может быть более сильным чувством, чем влюбленность.
Сегодня браки недолговечны, и бывшие влюбленные лишаются великого открытия — как это прекрасно идти вместе, держась за руки, к смерти.
Многим кажется, что новые отношения принесут более сильные ощущения. Это не так. В итальянском языке есть такое слово, которое невозможно перевести на русский — «волер бене». Дословно это означает — хотеть хорошо. Есть «аморе» — любовь, а есть «волер бене». Это когда к человеку относишься так, что нет никого ближе его.
«Аморе» держится на физическом наслаждении. Самое сильное чувство на земле — это когда «аморе» перерастает в «волер бене». Нет ничего более важного на земле, чем чувство «волер бене». Оно приходит только через годы, прожитые вместе, и эти годы не должны унести доверия.
Потеря такой долгой связи более трагична, чем потеря любви и уж тем более физического наслаждения. Потеря «волер бене» — это и есть настоящее, глубокое одиночество, абсолютная пустота. Мне посчастливилось пережить «волер бене». Мне будет девяносто, а рядом со мной Лора — моя жена, которую я нашел в России более тридцати лет назад.
Нежность
Даже не могу объяснить. Это как будто вас погладила бабочка или присела к вам на плечо.
Три тарелки
Один крестьянин, когда заметил, что жена ему изменила, велел накрывать стол тремя приборами. И они всю жизнь ели, глядя на третью пустую тарелку перед ними.
Из дневника
Сильный ветер. С миндаля осыпаются цветы. Ловим их на лету в опрокинутые зонты. Один лепесток приклеивается ко лбу. Не смахнул его. Буддийские монахи отдают лепесткам последние почести.
Как нужно преуспеть в смирении самолюбия и гордыни с тем, чтобы научиться уважать жизнь другого существа.
Все вокруг говорит о единстве вселенной, и о том, что каждая вещь в Творении равноправна.
Одним дан — голос. Они общаются при помощи звуков и слов. Другие беседуют посредством цвета и аромата.
Жизнь — это дыхание даже крохотного листка на дереве. Надо научиться понимать страдание цветка и распознавать в его аромате приветливое слово.
Восток — это не только географическое пространство. Он потайная дверь в наше сознание. В мире, восходящем по вертикали, он — круг, который находит на другой в смещающихся плоскостях.
Смещенная плоскость Востока — это благосклонное внимание к трепету одного-единственного лепестка и отказ от желаний. …
Идет снег, и у меня белеют мысли. Хотелось бы больше ничего не делать. Вот-вот ворвутся утомительные новогодние праздники. Хорошо бы провести их с простыми людьми, которые сохранили во взгляде скромность. С теми, чей хлеб пополам со слезами, кто умеет говорить с животными.
Душевный комфорт и определенная ясность приходят ко мне случайно, от необъяснимых примет и предчувствий. Прозрения, полные тайны. Они далеки от нашего высокомерного рационализма.
Важно согнуться, чтобы слушать деревья или исповедь памяти неискушенных людей. Чаще всего я плаваю внутри «ночного равновесия нашего бытия», как великолепно сказал кто-то однажды…
Значит, можно верить только тому, что вне правил логики.
Мне хорошо на закате, при последних лучах уходящего солнца. Кажется, что я тоже часть этого света. Мне в нем просторно, как пролитой на полотно олифе или краске с палитры художника. Становишься легким как запахи трав, почти как в прежние времена, когда в час солнечного заката я был молодым и сильным…
...До семидесяти лет я преклонялся перед грандиозными произведениями искусства, перед шедеврами, которые создало человечество. У меня было много сил для обожания...
Сейчас меня очаровывают только естественные вещи, только то, что создано природой. Дождь или снег — это всегда спектакль. И ты уже не зритель, не обожатель. Ты — часть вселенной.
Я узнал, что в старости можно испытывать большие наслаждения просто потому, что ты трогаешь глубину того, что видишь.
Однажды я объяснял разницу между двумя словами — смотреть и видеть.
Молодость смотрит, а старость видит. Когда ты молод, ты ослеплен миром, ты видишь цвет, материал. Ты часто смотришь, но не видишь.
Недавно в Италии я ехал в машине и увидел одну вещь, которая меня поразила. Я попросил остановить машину и вышел. Это была простая чугунная скамейка. Она была заброшенной и покрытой мхом. Она была такой старой, что на нее уже никто не садился. Я увидел ее одиночество, я увидел стариков, которые раньше сидели на ней и смотрели на проезжающие машины. Эти старики уже давно умерли, и скамейка была одинока.
Я сел на нее, чтобы разделить с ней одиночество. Это одно из наслаждений старости — видеть...
Воздух — это легкая вещь вокруг твоей головы, он становится более светлым, когда ты улыбаешься.
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии