Вдохновение
15 ноября 2022
Величайший благодетель человечества Даниил Самойлович
«Если память отличных мужей, споспешествовавших благу Отечества, имеет право на благодарность потомства, то Самойлович заслуживает оную по всей справедливости».

Слаб микроскоп
Данила родился в 1742 (по другим сведениям, в 1744) году в селе Яновка Черниговской губернии, в семье священника. Окончил Черниговский коллегиум — духовное образовательное учреждение, а затем Киевскую духовную академию, при поступлении в которую и поменял свою фамилию. Это было необходимым требованием, вуз был во многом схож с монастырем.
По окончании академии на молодого человека обратил внимание один из профессоров Петербургской адмиралтейской госпитальной школы, и очередные четыре года жизни были посвящены получению медицинского образования. Помимо лекционов (то есть, лекций), в студенческой жизни Данилы было много практической работы.
Он перевязывал гнойные раны, ставил пиявки, ассистировал в анатомическом театре. Поначалу было тяжело, затем освоился. В дальнейшей жизни эта подготовка очень пригодилась.
Неожиданно студент увлекся новомодной медикой (так в середине XVIII века называли фармакологию). Меньше стал бывать в библиотеке, больше в ботаническом саду. И это тоже в скором времени пойдет ему на пользу.
По крупицам собирая знания из самых разных сфер, гуманитарных, естественных и прикладных, Даниил формировался как полноценная личность.
В 1767 году Самойловичу, наконец, присваивают звание врача, и он получает первое назначение — возглавляет женскую венерологическую больницу. Для старта — прекрасно.
А в 1768 году Даниил Самойлович отправился на русско-турецкий фронт. Именно там вчерашний венеролог стал эпидемиологом. Он не оперировал раненых, да просто не умел это делать. Доктор постоянно ломал голову над тем, как снизить заболеваемость в войсках. И ему удалось здорово уменьшить этот показатель.
Именно там, на войне Самойлович впервые столкнулся с чумой или, как говорили тогда, моровой язвой.
Заинтересовавшись поведением этой заразы, он начал общаться с местным населением. Для этого помимо латыни, польского и французского языков пришлось выучить еще и молдавский.
Результатом явилось открытие, полностью перевернувшее всю систему борьбы с эпидемией. Самойлович установил, что болезнь передается через зараженные предметы. А до этого все думали, что через воздух, и старались всячески способствовать его движению, чтобы не застаивался.
Для этого вырубали деревья, ломали заборы (и те, и другие, якобы, мешали перемещению воздушных масс), то и дело стреляли из пушек и звонили в колокола (и то, и другое, якобы, производило «воздухо-содрогательные колебания») и совершали множество иных подобных глупостей.
Про микробы, к сожалению, тогда вообще никто не знал, многие даже не догадывались. А доктор Данил Самойлович не только догадывался, но даже попытался разглядеть их в микроскоп.
К сожалению, он ничего не увидел, микроскопы того времени просто не обладали нужной мощностью. Чумную палочку увидели только спустя 110 лет.
Доктор работал на износ. С утра до поздней ночи, да и по ночам, бывало, что работал. В конце концов, его здоровье сильно надорвалось, Самойловича поместили в полевой госпиталь. Высшее начальство распорядилось перевести Давида Самойловича в Оренбург, лекарем тамошнего гарнизонного батальона.
Приказ об этом шел несколько месяцев, а сам больной все это время от приказа убегал. Нет, не из фронтового фанатизма, просто Копорский полк, при котором состоял доктор, постоянно перемещался, и бумага не успевала за ним.
С открытым забралом
Наконец, до Самойловича доходит документ. Он направляется в далекий Оренбург и, по закону подлости, оказывается в Москве как раз в пик эпидемии чумы. Опытного доктора сразу же прикомандировывают к противочумной больнице, развернутой при Угрешском монастыре.
И Даниил Самойлович вновь занимается своим привычным делом — лечит зачумленных. Саму болезнь он не боится, довелось перенести ее еще на фронте, в легкой форме. Спокойно, безо всяких мер предосторожности считает пульс, дает лекарства и вскрывает гнойники.
Тогда же Самойлович обнаружил пользу ледяного обтирания при чуме. Придумал противозаразную одежду для медицинского персонала – костюмы и обувь пропитывали уксусом и смазывали дегтем.
Сделал своего рода открытие в живописи: установил, что чума не заразна для животных и птиц и тем самым «опроверг» полотна многих западноевропейских мастеров, изображавших картины эпидемии с зачумленными птицами в мрачном небе. Сказывалось универсальное образование.
Пробовал делать и противочумные прививки, впрыскивая здоровым людям препарат, полученный из гнойников больных. Но начальство его начинание не поддержало, слишком уж дико это выглядело в XVIII столетии. Деревья корчевать – пожалуйста, а вот прививки делать не дадим.
За сдачу — для уничтожения — зараженных вещей доктор объявил премию. Иначе — берегли, донашивали за покойниками, сами отправлялись следом в гроб.
При всем при этом Даниил Самойлович чуть не погиб во время знаменитого чумного бунта, пришлось соврать толпе, что он не доктор, а подлекарь.
В 1780 году Даниил Самойлович защищает в Лейденском университете докторскую диссертацию под названием «Трактат о сечении лонного срастания и о кесаревом сечении». Круг его медицинских интересов был необычайно широк.
Но Самойлович не был бы Самойловичем, если бы ограничился исключительно научным трудом на эту тему. И еще раньше, в 1778 году, он подготовил практическое пособие под названием «Городская и деревенская повивальная бабка».
И снова чума.
Данила родился в 1742 (по другим сведениям, в 1744) году в селе Яновка Черниговской губернии, в семье священника. Окончил Черниговский коллегиум — духовное образовательное учреждение, а затем Киевскую духовную академию, при поступлении в которую и поменял свою фамилию. Это было необходимым требованием, вуз был во многом схож с монастырем.
По окончании академии на молодого человека обратил внимание один из профессоров Петербургской адмиралтейской госпитальной школы, и очередные четыре года жизни были посвящены получению медицинского образования. Помимо лекционов (то есть, лекций), в студенческой жизни Данилы было много практической работы.
Он перевязывал гнойные раны, ставил пиявки, ассистировал в анатомическом театре. Поначалу было тяжело, затем освоился. В дальнейшей жизни эта подготовка очень пригодилась.
Неожиданно студент увлекся новомодной медикой (так в середине XVIII века называли фармакологию). Меньше стал бывать в библиотеке, больше в ботаническом саду. И это тоже в скором времени пойдет ему на пользу.
По крупицам собирая знания из самых разных сфер, гуманитарных, естественных и прикладных, Даниил формировался как полноценная личность.
В 1767 году Самойловичу, наконец, присваивают звание врача, и он получает первое назначение — возглавляет женскую венерологическую больницу. Для старта — прекрасно.
А в 1768 году Даниил Самойлович отправился на русско-турецкий фронт. Именно там вчерашний венеролог стал эпидемиологом. Он не оперировал раненых, да просто не умел это делать. Доктор постоянно ломал голову над тем, как снизить заболеваемость в войсках. И ему удалось здорово уменьшить этот показатель.
Именно там, на войне Самойлович впервые столкнулся с чумой или, как говорили тогда, моровой язвой.
Заинтересовавшись поведением этой заразы, он начал общаться с местным населением. Для этого помимо латыни, польского и французского языков пришлось выучить еще и молдавский.
Результатом явилось открытие, полностью перевернувшее всю систему борьбы с эпидемией. Самойлович установил, что болезнь передается через зараженные предметы. А до этого все думали, что через воздух, и старались всячески способствовать его движению, чтобы не застаивался.
Для этого вырубали деревья, ломали заборы (и те, и другие, якобы, мешали перемещению воздушных масс), то и дело стреляли из пушек и звонили в колокола (и то, и другое, якобы, производило «воздухо-содрогательные колебания») и совершали множество иных подобных глупостей.
Про микробы, к сожалению, тогда вообще никто не знал, многие даже не догадывались. А доктор Данил Самойлович не только догадывался, но даже попытался разглядеть их в микроскоп.
К сожалению, он ничего не увидел, микроскопы того времени просто не обладали нужной мощностью. Чумную палочку увидели только спустя 110 лет.
Доктор работал на износ. С утра до поздней ночи, да и по ночам, бывало, что работал. В конце концов, его здоровье сильно надорвалось, Самойловича поместили в полевой госпиталь. Высшее начальство распорядилось перевести Давида Самойловича в Оренбург, лекарем тамошнего гарнизонного батальона.
Приказ об этом шел несколько месяцев, а сам больной все это время от приказа убегал. Нет, не из фронтового фанатизма, просто Копорский полк, при котором состоял доктор, постоянно перемещался, и бумага не успевала за ним.
С открытым забралом
Наконец, до Самойловича доходит документ. Он направляется в далекий Оренбург и, по закону подлости, оказывается в Москве как раз в пик эпидемии чумы. Опытного доктора сразу же прикомандировывают к противочумной больнице, развернутой при Угрешском монастыре.
И Даниил Самойлович вновь занимается своим привычным делом — лечит зачумленных. Саму болезнь он не боится, довелось перенести ее еще на фронте, в легкой форме. Спокойно, безо всяких мер предосторожности считает пульс, дает лекарства и вскрывает гнойники.
Тогда же Самойлович обнаружил пользу ледяного обтирания при чуме. Придумал противозаразную одежду для медицинского персонала – костюмы и обувь пропитывали уксусом и смазывали дегтем.
Сделал своего рода открытие в живописи: установил, что чума не заразна для животных и птиц и тем самым «опроверг» полотна многих западноевропейских мастеров, изображавших картины эпидемии с зачумленными птицами в мрачном небе. Сказывалось универсальное образование.
Пробовал делать и противочумные прививки, впрыскивая здоровым людям препарат, полученный из гнойников больных. Но начальство его начинание не поддержало, слишком уж дико это выглядело в XVIII столетии. Деревья корчевать – пожалуйста, а вот прививки делать не дадим.
За сдачу — для уничтожения — зараженных вещей доктор объявил премию. Иначе — берегли, донашивали за покойниками, сами отправлялись следом в гроб.
При всем при этом Даниил Самойлович чуть не погиб во время знаменитого чумного бунта, пришлось соврать толпе, что он не доктор, а подлекарь.
В 1780 году Даниил Самойлович защищает в Лейденском университете докторскую диссертацию под названием «Трактат о сечении лонного срастания и о кесаревом сечении». Круг его медицинских интересов был необычайно широк.
Но Самойлович не был бы Самойловичем, если бы ограничился исключительно научным трудом на эту тему. И еще раньше, в 1778 году, он подготовил практическое пособие под названием «Городская и деревенская повивальная бабка».
И снова чума.
Князь Потемкин обращается к Даниилу Самойловичу: «Известное искусство и прилежание в отправлении звания вашего побудили меня вам поручить главное, по должности медика, наблюдение всех тех способов, которых употребление есть нужно ко утушению и искоренению открывающихся иногда прилипчивых болезней. Херсон, потерпевший от заразы и по соседству с турками, близкий к сему нещастию, должен быть первейшим предметом попечения вашего».
С 1784 года доктор борется с этой заразой на юге Российской империи. Руководит карантинами и госпиталями, а то и целыми губерниями. Его направляют туда, где все плохо.
Правитель Екатеринославского наместничества Иван Синельников писал: «Особенно себя отличил доктор Самойлович, который своим примером побудив чинов медицинских к пользованию зараженных, великое количество таковых спас от смерти и о роде болезни учинил весьма важные открытия… Самойлович — герой чумной, или, если хотите, истинный Эскулапий, Гиппократ».
И — совершенно дурацкий конец всей этой блистательной истории. Самойлович увольняет из госпиталя проворовавшегося аптекаря Дитриха Дрейера — «нерадивого, малограмотного и всегда нетрезвого», тот пишет донос, у доктора находятся недруги, доносу мстительного жулика дан ход.
Без Самойловича — никуда
И Самойлович — безработный. Действительный член двенадцати заграничных академий наук пишет императрице: «Я первый основал и обустроил Витовской, ныне Богоявленский госпиталь, где с 1788 г. по май 1790 г. были на руках моих на протяжении всего времени 16 тыс. больных военнослужащих, обессиленных тяжелыми болезнями. Из них вылечилось 13824 и осталось на май месяц 1038 человек. Я слабый, больной, имею жену и двух малолетних детей. Прошу Вас меня трудоустроить или назначить пенсию».
Разумеется, на пенсию его никто не отпускает. В 1793 году он отправляется в служебную поездку общей протяженностью около 3000 километров.
Данила Самойлович продолжает бороться с чумой, своим старым заклятым врагом. По инициативе Суворова (в свое время он перевязал раненого полководца прямо на поле битвы, а потом еще месяц выхаживал) его награждают орденом Святого Владимира, но это не главное. Доктор снова при серьезном, нужном деле.
Совсем недавно он писал в тоске, что ощущает себя «аки умершим, а со мною погребенными безвременно все труды мои, вся дражайшая наука моя».
Но сейчас кажется, что это было не с ним.
Кстати, Даниил Самойлович составил очень мудрое и очень точное определение того, каким вообще должен быть врач: «Тонкий и просвещенный ум, обширное знание всех наук, основы которых будущий лекарь изучал с самой ранней юности, глубокое знание своего искусства… ничего не должно быть грубого ни в его обхождении, ни в его разговоре… Одним словом, он должен быть воплощением порядочного человека».
Лучше пока что не сказал никто.
* * *
До последних дней Самойлович боролся со страшной заразой. И каждый раз выходил победителем. А умер он в 1805 году от банальной желтухи. «От жестокой желчной лихорадки, сопряженной с холерическими припадками», — как было записано в медицинском заключении.
Незадолго до этого вышел его последний труд: «Способ самый удобный как предъизбегать язвозачумляющихся на судне мореходном людей экипажа судна составляющих не предавая огню и самого судна».
Самойлович в общей сложности трижды заболевал моровой язвой — и каждый раз успешно выздоравливал. Не боялся ни заразы, ни пули, ни гнева начальства.
Вероятно, привыкнув иметь дело с чумой, он не счел этого противника — какую-то жалкую желтуху — серьезным. Так укротитель тигров погибает от загноившейся царапины простой дворовой кошки.
«Всеобщий журнал врачебных наук» писал после смерти врача: «Если память отличных мужей, споспешествовавших благу Отечества, имеет право на благодарность потомства, то Самойлович заслуживает оную по всей справедливости».
А французский доктор Пьер Жан Жорж Кабанис назвал Даниила Самойловича «величайшим благодетелем человечества».
В Голливуде о подобных суперменах снимают отличные сериалы. У нас же он практически забыт.
С 1784 года доктор борется с этой заразой на юге Российской империи. Руководит карантинами и госпиталями, а то и целыми губерниями. Его направляют туда, где все плохо.
Правитель Екатеринославского наместничества Иван Синельников писал: «Особенно себя отличил доктор Самойлович, который своим примером побудив чинов медицинских к пользованию зараженных, великое количество таковых спас от смерти и о роде болезни учинил весьма важные открытия… Самойлович — герой чумной, или, если хотите, истинный Эскулапий, Гиппократ».
И — совершенно дурацкий конец всей этой блистательной истории. Самойлович увольняет из госпиталя проворовавшегося аптекаря Дитриха Дрейера — «нерадивого, малограмотного и всегда нетрезвого», тот пишет донос, у доктора находятся недруги, доносу мстительного жулика дан ход.
Без Самойловича — никуда
И Самойлович — безработный. Действительный член двенадцати заграничных академий наук пишет императрице: «Я первый основал и обустроил Витовской, ныне Богоявленский госпиталь, где с 1788 г. по май 1790 г. были на руках моих на протяжении всего времени 16 тыс. больных военнослужащих, обессиленных тяжелыми болезнями. Из них вылечилось 13824 и осталось на май месяц 1038 человек. Я слабый, больной, имею жену и двух малолетних детей. Прошу Вас меня трудоустроить или назначить пенсию».
Разумеется, на пенсию его никто не отпускает. В 1793 году он отправляется в служебную поездку общей протяженностью около 3000 километров.
Данила Самойлович продолжает бороться с чумой, своим старым заклятым врагом. По инициативе Суворова (в свое время он перевязал раненого полководца прямо на поле битвы, а потом еще месяц выхаживал) его награждают орденом Святого Владимира, но это не главное. Доктор снова при серьезном, нужном деле.
Совсем недавно он писал в тоске, что ощущает себя «аки умершим, а со мною погребенными безвременно все труды мои, вся дражайшая наука моя».
Но сейчас кажется, что это было не с ним.
Кстати, Даниил Самойлович составил очень мудрое и очень точное определение того, каким вообще должен быть врач: «Тонкий и просвещенный ум, обширное знание всех наук, основы которых будущий лекарь изучал с самой ранней юности, глубокое знание своего искусства… ничего не должно быть грубого ни в его обхождении, ни в его разговоре… Одним словом, он должен быть воплощением порядочного человека».
Лучше пока что не сказал никто.
* * *
До последних дней Самойлович боролся со страшной заразой. И каждый раз выходил победителем. А умер он в 1805 году от банальной желтухи. «От жестокой желчной лихорадки, сопряженной с холерическими припадками», — как было записано в медицинском заключении.
Незадолго до этого вышел его последний труд: «Способ самый удобный как предъизбегать язвозачумляющихся на судне мореходном людей экипажа судна составляющих не предавая огню и самого судна».
Самойлович в общей сложности трижды заболевал моровой язвой — и каждый раз успешно выздоравливал. Не боялся ни заразы, ни пули, ни гнева начальства.
Вероятно, привыкнув иметь дело с чумой, он не счел этого противника — какую-то жалкую желтуху — серьезным. Так укротитель тигров погибает от загноившейся царапины простой дворовой кошки.
«Всеобщий журнал врачебных наук» писал после смерти врача: «Если память отличных мужей, споспешествовавших благу Отечества, имеет право на благодарность потомства, то Самойлович заслуживает оную по всей справедливости».
А французский доктор Пьер Жан Жорж Кабанис назвал Даниила Самойловича «величайшим благодетелем человечества».
В Голливуде о подобных суперменах снимают отличные сериалы. У нас же он практически забыт.
Источник: www.miloserdie.ru
Новости за неделю
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии