Танец души на айсбергах

Галина Моррелл — путешественница, автор многочисленных социальных проектов, организатор и участница полярных экспедиций, фотограф, художница, журналистка. Она танцует на льду, работает в джунглях Индии, плавает месяцами на открытой лодке в океане среди айсбергов и белых медведей, помогает детям-сиротам.

Галина — поразительный человек, красивый, энергичный, тонкий, искренний, отважный и в то же время нежный и мягкий. Она раздвигает рамки привычного сознания, заряжает энергией и дарит позитив, надежду и радость, даже от осознания того, что в нашем мире есть такие люди.

Откуда же у неё и интерес, и силы — танцевать на айсбергах босиком при температуре минус 35 градусов или ставить балет с эскимосскими детьми на дрейфующем льду Гренландии?

Первый танец на льдине случился в рамках социального проекта знакомства подростков-эскимосов с современным искусством.

«Надо было как-то привлечь их внимание, —  рассказывает Галя Моррелл, — Ну я и вышла танцевать на снег босиком, в легком платье. На улице было минус 35 градусов. Со всей деревни люди сбежались посмотреть, как я танцую. Они были потрясены — даже проезжавшая мимо собачья упряжка испуганно шарахнулась от меня в сторону. Руки и ноги страшно мерзли, но я танцевала!»

Свои танцы она фотографирует маленьким фотоаппаратом, который устанавливает на небольшую треногу. Вернувшись из очередной поездки, Галя устраивает выставки своих фотографий. И таким образом привлекает спонсоров для следующих поездок. Конечно, танцы на льдинах — занятие небезопасное, время от времени Галя оступается и падает в ледяную воду.

Она утверждает, что это — совершенно неземное блаженство. Надо только пережить первые семь минут, когда все тело пронизывает адская боль, и кажется, что вот-вот умрешь. Но зато потом, если не умереть за семь минут, то получаешь от купания огромное удовольствие.

«Холод учит не бороться с природой, а принимать ее», — говорит она.

«В молодости я часто переживала, что упускаю уникальные возможности, и очень расстраивалась по этому поводу. Только с возрастом я поняла, что поезд удачи останавливается на вашей станции постоянно. Если вы не успели на него, не переживайте, не отчаивайтесь и, главное, не уходите с вокзала. Обязательно придет следующий. Надо только быть готовым впрыгнуть в него, когда он в очередной раз остановится на вашей станции».

Танцы с детства были ее любимым занятием. Cевер она тоже полюбила с детства, благодаря дедушке и отцу.

«Меня часто спрашивают: в твоей жизни было столько событий, что хватило бы на несколько судеб, ты столько раз всё начинала с нуля — откуда в тебе это? И первое, что в ответ приходит на ум, — это слова Тимура Гайдара, которые, в сущности, определили мою жизнь. Гайдар был мне как второй отец.

Так вот, однажды Тимур Аркадьевич сказал мне, тогда шестнадцатилетней:

«Человек живёт периодами в семь лет. И когда очередной цикл подходит к концу, неважно — пусть твой поезд замечательно бежит в горку и все пассажиры довольны, — тебе нужно спрыгнуть».

То есть начинать всё заново, с нуля. В шестнадцать я этого никак не могла понять. Когда поезд остановился и никуда не движется, надо слезать, это понятно. А зачем на полном ходу, то есть на волне успеха?..

Сегодня мне пятьдесят cемь лет, и недавно попробовала подсчитать, сколько жизней, по этой теории, прожила. Сбилась примерно на седьмой. Каждый раз, когда судьба выводила меня на вполне логичную, ровную, понятную и богатую событиями дорогу, я доезжала до какой-то развилки и спрыгивала с поезда на полном ходу. Что получила взамен? Попробую объяснить…

Иногда про меня говорят: советская «золотая молодёжь». Но дело не в родословной, поверьте, а в образе жизни. Мой отец, Борис Терентьевич Бацанов, был руководителем аппарата председателя Совета министров. Разумеется, отец был человеком абсолютно несвободным. Права на собственное время и личное пространство у него не было вообще – ни выходных, ни отпусков, ни праздников.

Отец был человеком крайне интересным, говорил на пяти языках абсолютно свободно, в том числе на финском. Благодаря этому он стал близким другом президента Финляндии Урхо Кекконена. Они познакомились во время больших государственных визитов, а потом выяснилось, что оба – заядлые лыжники. Тогда это была совершенно исключительная ситуация для Советского Союза: Кекконен каждый год приглашал моего отца в ледовую экспедицию, они уходили глубоко в тундру и жили там – без удобств, в крохотной палатке, с минимальным запасом еды…

А ещё папа был потрясающим бегуном. Когда он умер, я долго думала, какой памятник ему будет самым правильным. Всё, что приходило на ум, было не то. И я решила создать ему памятник… своим бегом. Начала бегать марафоны – один за другим. Папа научил меня, я своих детей, и в этом мне, на самом деле, и видится связь поколений…

Дело только в том, что воспитывали-то меня не родители. В основном мною занимался дедушка, выходец из семьи поморов. Он был носителем невероятного фольклора, северных сказок и легенд, в которых животные ходили в гости к людям, а люди превращались в животных, и всё было живым — даже камни и капельки воды.

Я упивалась этим миром, который так сильно отличался от московского. А ещё у дедушки была потрясающая карта СССР, не представляю даже, где он смог достать такую. В его маленькой квартирке она занимала всю стену на кухне. Я забиралась на стол, потом на поставленный на него стул и только тогда дотягивалась до маленького таинственного острова под названием Колгуев, откуда родом был дедушка моего дедушки, ненец. В моём воображении этот остров был очень красив, и я мечтала когда-нибудь жить там, на Севере. У меня даже куколка была любимая — маленький деревянный эскимос.

Я рисовала себе будущее дипломата — совершенно серьёзно мечтала, как построю идеальный мир без войн. И после четвёртого курса МГИМО получила такую возможность: меня направили в посольство в Испании, помощником пресс-атташе.

После Испании это был первый прыжок с поезда.

Колесила по стране, по военным гарнизонам, но, в конце концов, моей специализацией стал Крайний Север.

Кочевала с оленеводами, прошла сотни километров на собачьих упряжках, а весну проводила на дрейфующих полярных станциях. Я была очень увлечена работой — полётами между полюсами, южными и северными пустынями и за всем этим как-то забыла, что надо выходить замуж. И тут-то, при невероятно странных обстоятельствах, я и встретила человека из сказки, настоящего Маленького принца.

Мы оба увлекались энтомологией, и нашей страстью были светлячки. Но Серёжа Намёткин их ловил для науки — как аспирант, предзащитник химического факультета МГУ. А я светлячков рисовала, мне нравилось работать с микроскопом, разглядывать мельчайшие детали, из которых потом делать большие картины. Я знала достаточно о бабочках и жучках, но была совершенно потрясена тем, сколько о них знал и понимал Серёжа.

У нас с Серёжей родились дети. Я продолжала летать — в Арктику, но теперь, благодаря перестройке, чаще на Аляску и в Нунавут. Однажды, когда я ждала второго ребёнка, пришлось задержаться в маленькой деревне в Нунавуте надолго. И вот, я сильно заболела, а доктора в селении не было. И меня лечил местный шаман — он посадил меня на диету из мха и оленьей крови. Кровь нужно было пить натощак. Через неделю я выздоровела.

Потом, в разгар перестройки, Серёжу пригласили работать во Францию. А я, подумав, не решилась ехать с ним… Испугалась, что больше никогда не увижу Северного полюса, и Южного тоже.

Мы прожили голодные месяцы конца 91-года, а в начале 92-го мой лучший друг, знаменитый путешественник Дмитрий Шпаро, попросил меня полететь на остров Средний в архипелаге Северная Земля и помочь норвежской экспедиции подготовиться к походу на Северный полюс. Оттуда я почти напрямую улетела во Владивосток, где Дмитрий начинал многокилометровую экспедицию для трёх ребят в инвалидных колясках.

Все думали, что это безумие. Помочь никто не захотел, кроме пары людей. И вот именно тогда в кабине пилотов самолёта дальней авиации ВВС я познакомилась со Стивом Морреллом. Он был бывшим лётчиком-истребителем, а в то время крупным американским бизнесменом. Сначала мы просто подружились, а спустя несколько месяцев Стив признался мне в любви.

Но он был женат, у него было четверо детей. А я была по-прежнему замужем. Опять предстоял прыжок с поезда.

Но в итоге не знаю, как у нас получилась фантастическая семья. Первый муж навсегда остался моим лучшим другом — мы с Серёжей общаемся минимум дважды в неделю, сыновья говорят с ним по телефону каждый день. Но при этом они очень ценят и любят Стива. Дети Cтива тоже жили с нами в Нью-Йорке — и считают друг друга братьями и сёстрами.

В Нью-Йорке у меня была счастливая жизнь, пока все дети ходили в школу и росли вместе со мной. Но вот самого Стива мы видели мало — он очень много работал, перемещался по всему миру: офисы его компании находились в США, Великобритании, Норвегии, Японии, Канаде, Чили.

Дети рано стали самостоятельными: мне физически трудно было бы развозить шестерых по школам. Летом мы продолжали ездить в экспедиции. Например, под руководством Дмитрия Шпаро впервые в истории очистили Эльбрус от мусора — собрали около семи тонн и снесли на своих плечах в долину.

Сегодня меня часто спрашивают о том, как я воспитывала детей. Были разные ситуации. В какой-то момент мне предложили проект в Индии, и я взяла с собой младших мальчиков. В первый же день я поняла, что им будет трудно в поездке. И я, по совету друга, отдала их в детдом, который он создал в джунглях для детей убийц. Мы приехали. И первое же, что увидели во дворе, была огромная кобра — она грелась на солнышке. Мальчишки пришли в ужас: «Мама, мы здесь не останемся!» Но тут к ним подошли детдомовцы и сказали: «Идёмте, мы вас с ней познакомим. Не бойтесь, она тут сто лет живёт и ещё никого не тронула. Не надо её бояться, не надо её ненавидеть. Она ведь всё чувствует». «Своей главной целью воспитания я всегда считала — научить детей смотреть на мир без страха».

Галина говорит, что знает — это были тяжелые условия, но она уверена, что это был один из главных и необходимых периодов становления личностей в жизни ее детей. И так она поступила сознательно, чтобы ее дети смогли открыть для себя новые горизонты. И дети ей за это благодарны. Мальчики до сих пор называют жизнь в том детдоме своим лучшим университетом.

"Сегодня мои мальчики, Серж и Кевин, — взрослые, успешные люди, оба работают на Уолл-стрит, финансисты. И при этом Серж пишет музыку для фильмов и спектаклей. Кевин, как профессиональный актёр и клоун, ставит спектакли в Гренландии для эскимосских детей. Младший сын Гали Кевин, актер и клоун, вместе они создали первый в истории "Цирк на дрейфующем льду Северной Гренландии".

Именно благодаря Кевину я спрыгнула с поезда в очередной раз — в 2006 году.

Ему было пятнадцать, он серьёзно занимался балетом. И Дмитрий Шпаро как-то сказал: это очень хорошо, но неплохо бы мальчику попробовать что-то более мужественное. Тогда как раз знаменитому полярному исследователю Оле Йоргену Хаммекену нужен был русскоязычный помощник в путешествии по российской Арктике. Им и стал Кевин — переводил, ходил за покупками, помогал с документами и переговорами.

А после путешествия Кевин привёз Оле на нашу дачу в Кратово, где я тогда жила. И мы познакомились. Оле потом сказал, что влюбился с первого взгляда. Но мы оба были несвободны, жили в разных концах света. Так что попробовали просто дружить.

Оле получил образование адвоката в Дании, но, в точности по формуле Гайдара, спрыгнул с поезда успеха и стал работать в Гренландии с трудными детьми, которых даже в приюты брать отказывались. Разработал свою педагогическую методику: уезжал с ними во льды, учил охотиться и выживать. Результаты были фантастические, дети радикально менялись к лучшему. И вот Оле мне предложил совместный проект: когда-то я в канадской Арктике придумала детский театр на льду, и он хотел, чтобы я это повторила с его подопечными.

Мы разработали проект для трудных детей, склонных к суициду, — это была настоящая эпидемия в эскимосских поселениях. Детский оркестр, театр и цирк на льду на острове Уумманнак.

А потом Оле предложил мне новую идею — путешествие в дальние поселения эскимосов, сохранивших традиционный уклад. Сначала была серия экспедиций на собачьих упряжках.

Оле меня потряс своими знаниями и умениями — он чувствовал опасный подводный лёд, угадывал, когда начнётся снегопад, видел в темноте, умел подолгу голодать и ходить по тонкому льду.

А потом началась трёхмесячная 4000-километровая экспедиция Avannaa (переводится как «север») в маленькой открытой лодке. Добраться до этих поселений, полностью оторванных от современного мира, можно только на маленькой лодке и только в определенное время года.

Мы путешествовали по самым отдалённым поселениям, где живут исчезающие народы, разговаривали с людьми, записывали их воспоминания, фольклор — делали всё, чтобы эта культура не исчезла. В том путешествии нас заносило снегом, мы ночевали во время бурь на санках.

Мы не имели возможности помыться, ели рыбу и тюленье мясо и за время путешествия настолько просолились и пропитались запахом океана, что животные уже не отличали нас от своих — однажды мы соседствовали с целой колонией нерп и они, крайне осторожные, без всяких опасений подпустили нас к себе.

Мы попадали в сильные штормы, несколько раз оказывались без еды и питья, вдали от людских поселений. Когда смерть так близко, в какой-то момент перестаешь ее бояться. Жизнь и смерть становятся как бы единым пространством. Пережив этот поход, мы с Оли решили, что теперь будем вместе».

Мне было пятьдесят. У меня было всё, но… Дети выросли и жили самостоятельно, муж почти не бывал дома, курсируя между филиалами компании, я, по сути, осталась совсем одна.

Моё решение быть с Оле для Стива стало ударом, но он проявил поразительную мудрость, не просто отпустил меня, но ещё и предложил всевозможную помощь. И, как и первый муж, по сей день остаётся моим лучшим другом.

На Севере я научилась громко смеяться. Когда приехала туда впервые, обратила внимание на одну особенность. Вот, скажем, произошла с тобой какая-то неприятность: что-то сломал, провалился под лёд, промазал на охоте, разбежались собаки. А люди вокруг смеются. Но они смеются не над тобой. Они смеются, чтобы тебя подбодрить. Это хороший смех. Люди на Севере смеются гораздо больше, чем в Нью-Йорке. И это действительно потрясающее лекарство, которое может заменить любые антидепрессанты.

«Я вхожу в каждый новый этап жизни без трагедий и стараюсь прожить его настолько хорошо, насколько могу. Я не знаю, что будет со мной завтра. Я никогда не планирую, потому что у нас есть лучший планёр (смотрит наверх), чем мы сами. Я просто стараюсь делать свою работу честно, хорошо и вкладывать всю себя без остатка».

«Обязательно нужно любить! Себя, людей, мир вокруг. После 50, если не любить, очень скоро станешь старым. И ни в коем случае нельзя обижаться на жизнь и жаловаться».

Пересаживаясь с поезда на поезд, я пришла к тому, о чём мечтала ещё с мадридских времён: к народной дипломатии. Сегодня люди объединяются в рамках наших проектов — Arctic Without Borders, Expedition Avannaa, Arctic Arts…

Кто знает, на какой поезд я вскоре сяду? Меня часто спрашивают, не страшно ли было столько раз круто менять свою жизнь? Страх есть всегда. Но это как у альпинистов. Можно бояться, заранее проигрывая в воображении вероятные опасные ситуации. Но в момент, когда ты отправляешься на вершину, страх должен уйти. Если он сохраняется, идти нельзя, это путь к быстрой смерти. Остановись, если боишься, если не готов. Можно испугаться потом, задним числом, оглядываясь. Но не в процессе, не во время своего путешествия.

Через пару лет мне будет шестьдесят. И я замечаю, что страха остаётся меньше, чем когда мне было двадцать или тридцать. Ты уже знаешь, что может случиться, ты готов к неудачам и знаешь, что нужно терпение.

Ты также знаешь, что поезд, на который ты опоздал, всё равно придёт — просто часом позже. Нужно лишь расслабиться, глубоко вдохнуть тридцать раз и не поскользнуться на платформе в тот момент, когда придёт следующий поезд. А он придёт, сомнений в этом нет.

Можно ли остаться и никуда не прыгать? Конечно! Но просто жизнь окостенеет. Начнётся артроз, артрит и депрессия. Если ты начинаешь всё заново в шестьдесят, ты снова будешь ребёнком. 

И ещё есть один секрет, который помогает мне идти вперёд. Как-то одна очень старая женщина-якутка, в то время ей было девяносто пять лет, а сейчас уже нет в живых, сказала мне одну фразу: «Будь выше своей судьбы».

Она объяснила так: всем нам уготована какая-то линия жизни, случается разное, и трудное, и трагическое. Как пережить такое? Та женщина объяснила: «Можно упасть и не подняться. Упадёшь в грязь, в нашу тающую вечную мерзлоту, — и уже никогда не поднимешься. Что бы ни случилось — корми Свет и не корми Тьму».

«Я очень люблю людей и всегда стараюсь в них увидеть самое красивое. Мне многие пишут: ты приукрашиваешь людей, они не такие красивые в жизни, это неправда; но на самом деле это правда, они самые красивые, просто иногда они не видят себя правильно».

Север нетерпим к лишнему и наносному, он очищает от страхов, предрассудков и фальши, освобождает от надуманных потребностей, оставляя человека лицом к лицу с простой и холодной жизненной правдой, которая высится над ним, как громада айсберга над темными водами.

Рассказать историю