Любовь незаметно уходит

4 июня 2009 года, Париж.

В этом городе очень много маленьких гостиниц и крошечных магазинчиков — все это создает свой особенный колорит. Туристический город. Внешне Париж по-прежнему великолепен, но на­плыв туристов делает свое дело: город все больше становится похож на красивую вывеску. На кра­сивую женщину, которая заботится только о своей внешности и при этом не хочет готовить, рожать, воспитывать детей, заботиться о муже. Может быть, аура французской столицы сказывается на всем государстве? Ведь по официальной статисти­ке каждая вторая француженка бесплодна.

Но сегодня Париж великолепен. Он манит, обе­щает наслаждения, удивляет своей красотой и изысканностью. Он элегантен и непредсказуем. Я собираю свои вещи на третьем этаже небольшой трехзвездочной гостиницы. Мне нужно перегнать машину из Франкфурта в Барселону. Расстоя­ние — около двух тысяч километров. Если идти из Франкфурта вдоль границы Швейцарии, то расстояние короче и его можно преодолеть за один день. Я решил поехать через Париж. Тем бо­лее что машина с немецкими номерами (ее купили мои приятели), и в Париже легче парковаться, эвакуаторы могут пощадить.

Несколько лет назад я был в Париже и купил себе здесь неплохой пиджак. В этот раз я, как рысак, отбегал полгорода, но ничего приличного найти не смог. Я заходил в небольшие бутики, по­лагая, что цены там будут пониже, а фасон получ­ше. Какие же все-таки французы худенькие, ду­малось мне. Все пиджаки — в среднем 48 размера. А цена — от 600 до 2500 евро. Я понимаю, люди хотят купить пиджак в качестве сувенира. Вооб­ще, это неплохо звучит: «Был я тут пару дней в Париже и по случаю прикупил себе пиджачок». Ну и удивить, соответственно, суммой. Знакомые будут изумленно качать головами и слегка завидо­вать. Но мне просто хочется купить хороший пид­жак, пошитый со вкусом и из хорошей ткани. И желательно за 100 евро. Однако я понимаю, что эта мечта менее осуществима, чем возможность просто побывать в Париже.

Если идти по бульвару Монмартр, то можно выйти к одному из крупнейших магазинов Пари­жа — «Галери Лафайет». Это недалеко от знаме­нитой Парижской Оперы. Я улыбаюсь, подумав, как меняется психология людей. Раньше говори­ли, что большой магазин находится рядом со зда­нием французской Оперы. Сейчас будут говорить, что Опера располагается недалеко от крупного ма­газина. В мире современного язычества приорите­ты меняются. Я вот тоже пиджачок решил себе прикупить в первую очередь, а Лувр со всей его коллекцией обошел стороной. Правда, я там был и все помню до деталей. И «Джоконда» под брони­рованным стеклом почему-то произвела меньшее впечатление, чем репродукции. Может быть, по­стоянная толпа перед этой картиной мешала. Ис­кусство — дело интимное. Когда ты один на один с картиной, тогда открывается то, что не видно толпе.

Вообще, в искусстве скрыто уникальное диа­лектическое противоречие. Вот есть, допустим, ре­месло, а есть искусство. Одна картина написана ремесленником, а вторая — мастером. В чем раз­личие? Мы привыкли слегка поплевывать на ре­месло и поклоняться искусству. А на самом деле ремесло — это искусство, поставленное на поток. Оно может служить всем, но сначала оно создает­ся для кого-то лично. Личное потом становится коллективным. Коммунизм попытался истребить личное, оставив только коллективное, и развитие остановилось. Продолжалось оно только там, где без личности невозможно было обойтись. Это те­атр, кино, скульптура, живопись. Но и там идео­логия пыталась интересы личности свести к нулю.

Помню, как в начале 80-х годов я приехал в Ле­нинград. Я работал на стройке и часто посещал Эрмитаж. Искусство принадлежит народу, утвер­ждали плакаты. Все произведения искусства, ото­бранные у частников, хранились в Эрмитаже. На фоне убогой, примитивной мебели и интерьеров городских квартир Эрмитаж поражал красотой и изысканностью. Мне доставляло удовольствие ча­сами бродить по его залам. Но потом я заметил, что эта красота меня внутренне не трогает, что я не могу отличить хорошую картину от плохой. Кто-то посоветовал мне тогда: «А ты представь себе, что хочешь купить эту картину или статуэт­ку и поставить у себя дома. И реши для себя, стоит это делать или нет». Как только я включил личный интерес, мгновенно все вокруг измени­лось. Сразу же появилось ощущение, что одна вещь хороша, а другая — посредственна. Тогда я на себе ощутил, что такое диалектика.

Искусство, которое служит только одному че­ловеку, будет постепенно умирать, так же как искусство, которое хочет служить всем вместе, исключая каждого в отдельности. Каждая клетка в организме живет своей жизнью и одновременно ощущает себя единой со всем организмом, в ко­тором десятки миллиардов клеток. На первый взгляд это кажется парадоксом. Есть индивиду­альная цель и смысл жизни у живого существа, а есть коллективная цель — цель живого существа как части целой популяции. Внешне личные и об­щественные интересы различны и противоречат друг другу, а внутри они полностью совпадают. На самом деле эти странность и противоречие объясняются строением вселенной, которое голографически воспроизводится любым объектом и процессом.

Вселенная на тонком плане абсолютно едина. Время, пространство и материя сжаты там в точ­ку. Индивидуальное и коллективное там не имеют никаких отличий. Когда время раскрывается че­рез пространство и материю, тогда центр круга пе­рестает совпадать с окружностью. Появляется ин­дивидуальное и коллективное. Между ними воз­никает конфликт, который усиливается по мере развития, расширения пространства и материи. Периодически индивидуальное и коллективное должны ощущать свое полное единство, возвра­щаться к первоистокам, чтобы конфликт не при­вел к взаимному уничтожению. В какой-то степе­ни этот процесс отражен в теории пульсирующей вселенной.

В принципе, если вдуматься, все, что мы ви­дим, — это пульсации. Вспышка, расширение, ин­дивидуализация, а затем — сжатие, объединение, единство. Вселенная возникает, расширяется и за­тем опять уходит в точку. Все процессы во вселен­ной пульсируют. Для того чтобы жить, мы ды­шим — грудная клетка расширяется и сжимается. Для того чтобы кислород напитал ткани, сердце каждую секунду расширяется и сжимается. Мы засыпаем и просыпаемся. Мы живем, умираем, а потом наша душа вновь появляется на этой земле. С этой точки зрения теория реинкарнации вполне логична и естественна даже без многочисленных косвенных доказательств. Во вселенной нет одно­разовых процессов. Развитие — это смена циклов, череда состояний, которые, повторяясь, все боль­ше походят на вселенную в целом. В конце концов индивидуальное и коллективное опять сольются воедино. Точка и бесконечность станут неразличи­мы, вселенная вернется в изначальное состояние. Вдох и выдох Брамы.

Один из главных процессов во вселенной — это излучение света. Фотон является частицей и вол­ной одновременно. Волна — это коллективное, а частица — это индивидуальное. И так же, как вся вселенная, свет голографически существует в том же режиме. Он распространяется порциями, кван­тами, он пульсирует. На самом деле то, что мы на­зываем светом, на 50% состоит из того, что мы, собственно, воспринимаем как свет, а остальные 50% — это то, что мы воспринимаем как темноту. Так что свет и тьма неразделимы — так же как добро и зло. И то и другое управляется Творцом. Разделение на добро и зло может быть только по­верхностным, подобно тому, как снаружи разде­ляются интересы личности и коллектива.

Наша Земля вращается в двух потоках време­ни. Понятия «левое» и «правое» естественны для нее так же, как и для любого живого существа. У человека правая сторона тела связана с буду­щим, левая — с прошлым. Будущее — духовно, прошлое — материально. На тонком плане между духовным и материальным особой разницы нет, а на внешнем уровне она существенна. Правое по­лушарие головного мозга связано с чувствами, об­разами, подсознанием. Левое — больше ориенти­руется на логику, мысли, предметы. Правое полу­шарие нашей Земли больше ориентировано на коллективное сознание. Левое, западное полуша­рие — на индивидуальное. Истина, как и любовь, рождается там, где соединены противоположно­сти. Поэтому все великие откровения происходи­ли в тех местах, где соединялись Запад и Восток. Это нынешняя территория Ирана и европейская часть России. Полученная новая информация раз­делилась когда-то на более прагматическую ветвь, уходящую в сторону Египта и Палестины, и на бо­лее аскетическую, уходящую в сторону Индии.

Еще недавно восточная тенденция, представ­ленная социализмом, боролась с западной. Социа­лизм умер. Теперь будет умирать капитализм. Это уже видно невооруженным глазом, одна статисти­ка чего стоит.

Когда я в первый раз оказался в Париже, а это было больше десяти лет назад, у здания Оперы и возле храмов было достаточно оживленно. Сейчас оживленность — возле крупных магазинов. Куль­тура и религия не являются больше инструментом познания и развития, они стали рычагом для зара­батывания денег. И потихонечку они начали неза­метно умирать.

Раньше я считал, что искусство — это выработ­ка подсознательных целей. Наука вырабатывает систему ориентиров, за которыми следует наше сознание, а искусство дает цели нашим чувствам, нашему подсознанию. Искусство всегда сопряже­но с будущим, оно не только дает цели, но и про­рочествует, предвосхищает будущее. Если общест­во ждет распад и гибель, то чем талантливее чело­век искусства, тем печальнее и трагичнее могут быть его произведения. Талант в искусстве — это всегда пророк. Об этом говорил еще Пушкин, это подтвердил Лермонтов. Герой его произведений Печорин предсказал смерть другому человеку, а сам Лермонтов предсказал смерть Российской им­перии за много десятков лет до этого события.

Я ходил вечером по улицам Парижа и с любо­пытством разглядывал витрины магазинов. И вот уже ночью, проходя мимо одного из магазинов, я в удивлении остановился перед его большими вит­ринами. Это был очередной магазин, в котором продавались одежда и обувь. Но над оформлени­ем витрин поработал Мастер, это было видно сра­зу. У профессионала высокого уровня работает каждая деталь, все четко выстроено в связном ан­самбле, как в хорошем оркестре. Максимальное выражение индивидуального и коллективного. Меня удивил принцип расположения манекенов. Одеты они были разнообразно, с большим вкусом, на некоторых витринах это была небольшая клоу­нада с элементами цирка. Все манекены объединя­ло одно: они были подвешены веревкой за ногу. Одни опирались при этом телом на подиум, дру­гие висели в воздухе. Ощущение было странное. Для многочисленных туристов, бродящих по ули­цам Парижа, возможно, это было ново, необычно и эмоционально. Ведь сейчас художник пытается удивить новизной, нестандартностью подхода. Но новизна, с моей точки зрения, должна давать душе ощущение любви и счастья.

Когда приходишь в театр, то в первые же не­сколько минут становится ясно, слабый спектакль или нет. Нескольких пульсаций достаточно, если они есть. Если вся вселенная придет к Богу, вернется к Нему и растворится в бесконечной любви, то этим же должен завершаться и любой процесс во вселенной, каким бы он ни был — кратким или длительным. Спектакль должен вы­зывать у зрителя катарсис. Это можно назвать очищением любовью. То, что в конце должна победить любовь, — это естественно и закономер­но, как закономерно появление и исчезновение вселенной. Причем вовсе не обязательно должны победить жизнь или благополучие. Любовь может победить и тогда, когда главный герой умирает или страдает, потому что любовь не должна сра­статься ни с жизнью, ни с наслаждениями. Сейчас часто после спектаклей выходишь с ощущением, что тебе нагадили в душу. Художники, режиссе­ры, похоже, утратили ощущение смысла жизни. Или они попросту не могут увидеть любовь за ны­нешней волной деградации и саморазрушения ин­дивидуального сознания.

В принципе то, что я увидел в витрине, можно назвать разрушением судьбы. Ноги человека свя­заны с судьбой. Подвешенный за ноги человек или манекен в нашем подсознании означает не просто разрушение судьбы, но полный ее крах. Я переключаюсь на внутреннее видение: как влия­ет витрина на человека, разглядывающего ее? Лю­бопытно: она дает ему разрушение судьбы. То есть искусство, влияя на наше подсознание, может не только лечить и спасать. Оно может и убивать.

Я шел дальше по ночной пустынной улице Па­рижа и думал о том, что в принципе увиденное мною в витринах глубоко закономерно. Одна крайность всегда переходит в другую. Человек, не умеющий любить, стремится к крайностям и по­клоняется им. Сначала он молится и поклоняется любимому человеку, а потом ревнует, обижается, ненавидит и готов его убить. Сначала он поклоня­ется стабильности, благополучию и красоте, а по­том начинает разрушать, уродовать все вокруг и стремится к медленному самоубийству. Витрины больших магазинов Парижа всегда были симво­лом богатства, процветания, успеха. Они отража­ли подсознательную систему ценностей человека. Сейчас, похоже, начинается противоположный процесс.

Я раньше не мог понять, почему в модельном бизнесе практически все гомосексуалисты, а потом понял. Красивая одежда, красивая манекенщи­ца — это символ сексуальности, жизни, красоты. Тот, кто поклоняется жизни во всех ее аспектах, обречен рано или поздно прийти к разрушению жизни. Не обязательно для этого убивать других или себя, это ведь только внешняя форма разру­шения. А внутренние формы разрушения могут выглядеть по-разному: как гомосексуализм, то есть разрушение жизни и потомков, как снижение потенции и бесплодие, как многочисленные болез­ни и проблемы с психикой. Жизнь — достаточно разнообразная штука, и процесс ее саморазруше­ния тоже может быть весьма разнообразным.

Для чего женщине нужна красота и сексуаль­ность? Для чего ей нужны красивая одежда и ма­кияж? Для того чтобы привлечь самца и родить от него потомство. Когда поклонение жизни превра­щается в ее разрушение, в первую очередь утрачи­вается содержание, смысл сексуального импуль­са — появление потомства на свет. Есть красивое лицо, великолепный макияж, глаза с поволокой и сочные губы. Есть точеная фигурка, изысканней­шая одежда, полное совершенство форм и линий. Нет только одного — желания рожать и умения любить. Если человек не поклоняется любви, которая происходит из Творца, любовь незаметно уходит. Поклонение жизни приводит к утрате ее внутреннего смысла. Женщина становится бес­плодной, ведь ей не нужны дети. Мужчина стано­вится гомосексуалистом.

Многие столетия мы считали, что нельзя покло­няться деньгам. А поклонение красоте, чувствен­ности, благополучию считалось вполне нормаль­ным явлением. Поклонение знаниям, таланту — это даже не обсуждалось. А на самом деле, как на­зывается божок, которому мы поклоняемся, осо­бого значения не имеет. Главное, что происхо­дит, — это разрушение образа единого Творца, нарушение первой из десяти заповедей, данных Моисеем.

Человек с мышлением велосипедиста, чтобы выжить, должен выйти из скоростной машины и вернуться за руль велосипеда. Нынешнее челове­чество возвращается к языческому мышлению, но при этом не хочет выходить из сверхскоростной машины, называемой цивилизацией. А зловещие «звонки» уже поступают. Как будет выглядеть по­следующее самоуничтожение? Как новые экспе­рименты с ГМ-продуктами? Как погибающая эко­логия планеты? Как новые болезни? Как абсо­лютный приоритет денежной прибыли в науке, искусстве и повседневной жизни?

С.Н. Лазарев. «Человек будущего. Воспитание родителей». Часть 3