Сквозь покровы человеческого

Нам постоянно нужны только любовь и добро­душие. Эти мысли проплывают у меня в тот мо­мент, когда я еду в баню. Похоже, у меня опять наступает период серьезных изменений.

Первый раз — в начале 70-х, когда моя жизнь резко изменилась. Мои мечты, планы, надежды рухнули разом. Я хотел стать военным, а стал экскурсоводом.

Следующие изменения — в начале 80-х. Когда я начал серьезно заниматься философскими ис­следованиями, попытался упорядочить свои пред­ставления о мире, тогда философия пошла рядом с экстрасенсорикой.

Тяжелый кризис был в начале 90-х. Я пришел к выводу о бесперспективности лечения руками. Ре­шил отказаться от энергетического лечения и пе­рейти на информационное. Крах был не только в работе, но и в жизни. Диагноз, который не остав­лял шансов выжить, мировоззренческий тупик. Вот и сейчас, похоже, мне закрывают возмож­ность работать по старинке. Я должен отказать в приеме пациентам, которые пришли с одной целью — поправить дела, улучшить здоровье, ис­полнить желания. Мне нужно все человеческое счастье сжать в одну точку, а затем показать паци­енту. Смотри, вот это человеческое, вот это Боже­ственное. Вот отсюда нужно перейти сюда. Для этого нужно сделать то-то и то-то. А пока чем больше я пытаюсь работать, помогая укрепить жизнь, защитить ее, тем больше энергии я теряю.

Я помню, как одна целительница пришла ко мне на прием. У нее начались проблемы с сыном и с собственной психикой. Она начала слышать го­лоса, появился страх и дискомфорт.

—  Целительством не опасно заниматься тому, кто по прошлым жизням закрыл зависимость от жизни и желаний. Скажем, умер мученической смертью, сохраняя любовь в душе, или многие годы проводил в молитве и воздержании. А вы на­чали заниматься целительством, не закрыв зависи­мость от глубинных основ. И сейчас маленькая проблема, которая раньше была незаметна, вырос­ла до огромных размеров и угрожает вашей жизни и жизни вашего ребенка.

—  Но я ведь лечила молитвами, — искренне удивляется женщина.

—  А о чем думали, когда лечили?

—  О том, чтобы сделать человека здоровым, чтобы ему судьбу выправить.

—  То есть вы Божественное использовали для человеческих целей. Вот зависимость от этих це­лей и усилилась многократно. Да, накопление любви к Богу рождает желание и жизнь, приводит к их расцвету, но, чтобы ощутить Божественное, нужно забыть о человеческом на какое-то время. Любовь к Богу — это корни, которых мы не ви­дим, но без которых жить невозможно.

Наша жизнь — это ствол, наши желания — ветки и листья. Если крона слишком пышная, а корневая система слабовата, дерево может погиб­нуть, и, чтобы его спасти, нужно обрезать крону частично или полностью, если корней мало. По­этому в первую очередь нужно заботиться о кор­нях и периодически подрезать крону, чтобы она росла лучше. Раньше я постоянно думал, нахо­дясь в метро или в транспорте. Сейчас езжу на ма­шине, и это отвлекает. Хорошо работать над собой в бане: парилка дает унижение жизни и желаний. И когда в этот момент молишься, очищение насту­пает быстрее.

Медицина долго боролась с природой, а не по­могала ей. Раньше на болезнь смотрели как на зло, потому что исходили только из интересов тела. Что делал человек, когда заболевал. Его тошнило, он не хотел есть, у него поднималась температура, он не хотел ни с кем общаться, а медики старались убрать болезнь вместе с осталь­ными признаками. Родственники постоянно тере­били больного, заставляли его есть, сбивали тем­пературу. Оказалось, что болезнь очищает душу человека и укрепляет его иммунную систему. Зна­чит, голодание и уединение тоже очищают.

Насчет температуры помню любопытный слу­чай. Несколько лет назад в Нью-Йорке общался с одним человеком. Он рассказывал мне, как стал целителем. У него, оказывается, был перелом основания черепа. 21 день он пролежал в коме. «Я видел своих умерших родителей, — рассказы­вал он, — благословил жену на брак с другим че­ловеком, я понимал, что назад уже не вернусь, но родственники мне сказали, что уходить рано, что я не только должен вернуться, но и выздоровею. Еще они мне сказали, что я буду лечить людей. Когда я пришел в себя и выздоровел, то почув­ствовал силу, исходящую из моих рук, а потом со мной вошли в контакт инопланетяне и помогли ле­чить. Я помню, у одной женщины болели придат­ки слева, и сколько я руками ни водил над этим местом, боли не проходили. Они сказали мне, что причина кроется в придатках с правой стороны и что лечить в первую очередь надо их. И действи­тельно, после этого женщина выздоровела. И я за­метил: заболевает правая почка, а причина в ле­вой, и лечить нужно в первую очередь левую. Так вот, — продолжал он, — некоторое время я лечил всех и результаты были очень хорошие, а потом во сне опять ко мне приходят инопланетяне и го­ворят: ты много взял на себя, мы тебя будем очи­щать, только не принимай никаких таблеток. На следующий день у меня температура подскочила до сорока градусов, и три дня трясло, как в лихо­радке, но я уже знал, в чем дело, и никаких ле­карств не принимал».

Я вспомнил его слова, когда заметил, что после приема у меня есть две вещи, которые меня вос­станавливают: сон и парилка. А начал я молиться в парилке при следующих обстоятельствах. В Рос­сии обычно в баню идут компанией, и доброду­шие, которое появляется в группе друзей, энерге­тическое единство помогают выдержать гораздо большие перегрузки. Поэтому я не любил ходить в баню один. В Германии в парилке находишься в одиночестве, вернее в сауне, где каждый час под­дают различными настойками, вместо веников ма­шут полотенцами. Вода хорошо отключает от стрессов и проблем. Немцы ведут себя спокойно и расслабленно. Сама атмосфера очень помогает от­ключиться от напряженного режима. За 10 минут до того, как начнут поддавать, сауна заполняется народом, и работник, сначала проветрив помеще­ние, начинает на большую нагретую каменку плес­кать воду. В этот раз это была женщина, и выра­жение лица у нее было жесткое. «Не любит она мужчин», — почувствовал я. В парилке были пре­имущественно мужчины. Обычно процедура вы­глядит так: сначала на каменку льют воду, выжи­дают некоторое время, чтобы пар разошелся, и потом плавно машут простыней для полного пере­мешивания. В этот раз женщина воды вылила больше нормы и сразу же начала всех обмахивать. Обычно я выдерживаю высокую температуру, но в этот раз я был на пределе. Сидящие на верхней полке рядом со мной стонали, кряхтели, но дер­жались. Я почувствовал, что должен либо уйти, либо что-то сделать, и начал молиться, повторяя, что сохраняю любовь, когда разрушаются жизнь и желания. И в этот момент меня как будто окатили прохладной водой. Меняться мы начинаем, когда подходим к какому-то пределу, когда перегрузки достигают критического уровня. Но для этого нужно определенное внутреннее состояние. Я по­нял, почему многие святые создавали себе мучи­тельные условия и, молясь в этот момент, доби­вались гораздо большего духовного роста. Так вот, в этой бане я отсмотрел любопытный момент.

Рядом со мной сидели люди, их кожу обжигал пар, и они легко выдерживали это. Мне стало ин­тересно: насколько я и они выдержим это испыта­ние. Результат меня удивил и озадачил. Я прошел испытание на 60-70%, а они на минус 10 — минус 20%, то есть этого испытания они не прошли. Че­рез какое-то время я понял, в чем дело. Они про­шли внешне, но не внутренне, они выдерживали пар в ущерб любви в своей душе. Когда любовь уходит, возникает программа самоуничтожения, и вспышку этой программы самоуничтожения я у них зафиксировал. Судя по всему, пребывание в парилке принесло им вред, а не пользу. То есть разрушение человеческого нужно держать до тех пор, пока не начнет угасать любовь в душе, а дальше человеку неподготовленному нужно де­лать передышку, иначе потом на любые неприят­ности он будет реагировать программой самоунич­тожения. То есть главная суть всех испытаний не в физическом их преодолении, а в сохранении любви в душе. И молитва здесь очень помогает. Теперь, сидя в парилке, когда становится невмого­ту, начинаю молиться, и это здорово помогает. Кроме этого, при правильном отношении баня на­сыщает тонкой энергией.

Я как-то после приема, опустошенный, пришел в баню и посмотрел свой энергетический уровень. Он был на большом минусе. Такое обычно бывает при серьезном заболевании. После бани все изме­нилось, недостаток энергии пришел в норму, даже с избытком. В принципе все логично, рассуждал я. Тонкая жизненная энергия и грубая физиче­ская связаны, одна переходит в другую. Допус­тим, человек переохлаждается, потеря грубой энергии влечет потерю тонкой, и человек заболе­вает. Значит, возможен обратный процесс, плот­ная поверхностная энергия может переходить в тонкую. То есть занятия спортом, пребывание в парилке насыщают нас энергией. Нужно только помочь ей трансформироваться, и первое правило здесь — сохранить добродушие, отключиться от всех проблем. Если человек пришел париться, а в его душе злость, раздражение и обида, то он мо­жет просто пострадать от перегрева и навредить своему здоровью. И наоборот.

Я помню, мы как-то парились с друзьями на даче. В нашей компании был один парень, кото­рый сказал, что с детства он не переносит высокой температуры. «Меня давным-давно как-то перепа­рили в бане, и я очень испугался, и с тех пор пара я не переношу», — признался он. «Давай догово­римся так, — сказал я, — ты ложишься на полок, и я начинаю тебя парить. Когда у тебя появится дискомфорт, ты встаешь и уходишь». Он согла­сился. Первая главная задача — помочь ему рас­слабиться. Грубую энергию можно перегнать в тонкую в любом количестве, но, если у человека мышцы зажаты и внутри страх или раздражение, нагнетание температуры просто обожжет кожу. Нужно сначала убедить человека, что ты не сдела­ешь ему больно. Движения должны быть мягки­ми, плавными и ритмичными, кисти рук, стопы ног, позвоночник, их правильная обработка дает расслабление всему телу. И так я начал парить, внимательно следя за состоянием молодого чело­века. Увидел, что пошло расслабление, подмиги­ваю ребятам — начинайте поддавать. Они начина­ют поддавать, а он и ухом не ведет. Я им киваю — продолжайте подбрасывать. В конце концов пар стал таким, что они уже стоять не могли, все сели на пол, я тоже выдохся и не мог уже выдержи­вать, а парню хоть бы хны. В конце концов я вы­скочил из парилки, оставив его там. Он через не­которое время за мной вышел, от удивления с круглыми глазами. «Только когда я решил выхо­дить и сел на полке, до меня дошло, какая темпе­ратура вокруг», — признался он.

Помочь человеку расслабиться и отключить­ся — великое искусство. Не каждый массажист может это делать. Скажем, принцип массажа очень прост. У человека есть проблема, она вызы­вает психическое и физическое напряжение. Вра­чи установили, что инфаркт поражает не только мышцы сердца, но и мышцы поясницы. И сердце, и поясница — это обиды на женщин. Перегрузка психическая ведет к перегрузке физической, зна­чит, разравнивая мышцы, снимая их перенапря­жение, мы помогаем человеку внутренне отклю­читься от стресса. Но для этого массажист должен быть максимально добродушным, движения долж­ны быть ритмичными. Я, когда занимался масса­жем, заметил, мышцы начинают расслабляться после 5-8 однообразных движений. Я проходил специальные курсы массажистов, занимался то­чечным массажем, но самый лучший опыт я при­обрел именно в бане. Неоднократно я пытался по­нять: почему один умеет парить, а другой нет. Это оказалось настоящим искусством. Напряженный, зажатый человек никогда не сможет хорошо па­рить. Я помню, как в первый раз меня попарили по-настоящему. После такой процедуры я забыл, как меня зовут.

Дело было так. Я познакомился с группой ребят, занимавшихся экстремальными видами спорта, с ними в походы ходил, на снегу ночевал. Раз в неделю у них был праздник — баня. Пари­лись в среднем 6 часов. Первые два часа — кто как хочет, совершенно свободный режим. Потом перерыв. Легкая еда, соки, общались, расслабля­лись, готовились к следующему этапу. Один ло­жился в парилке, и несколько человек, сменяясь по очереди, парили его. Одному человеку мягко парить трудно, он начинает слабеть, и движения становятся жесткими. В этот момент нужно усту­пить место другому. Парили достаточно долго. За­тем начинался массаж. Четверо-пятеро массажи­ровали одного. Двадцать-тридцать минут размина­ли умело и мощно. После парилки обрабатывали горячими вениками и потом переходили к водным процедурам, поливали водой теплой, погорячей, потом чуть похолоднее, чуть потеплее. В конце та­кой горячей, что едва выдерживала кожа, и тут же — ледяной. Затем накрывали простыней, и че­ловек еще час лежал, забыв обо всем. За эти 6 ча­сов удавалось пропустить не всех. Но такого состояния хватало на месяц. Чем выше професси­онализм, тем меньше значит форма, больше содер­жание. Из простой помывки баня превращается в священнодействие, возможность привести в поря­док не столько тело, сколько душу.

Основатель понятия «стресс» сначала пришел к убеждению, что стресс — это смерть, а через какое-то время стал убеждать, что стресс — это жизнь. Медицина настоящего пытается убрать факторы, раскачивающие стабильность организ­ма. Болезнь является такой раскачкой. Чтобы не было болезней, нужно найти более масштабные формы перетряски жизни, тогда болезнь просто не будет нужна. Дозированное разрушение будет помогать развитию. Но насколько мы в этом пути преуспеем, зависит от нашего правильного взгля­да на жизнь.

Сейчас середина декабря 2000 года. Прощание с веком и расставание с тысячелетием. Я лежу на верхней полке поезда, который уносит меня в Мо­скву, и под равномерный стук колес пытаюсь уснуть. Ноющая боль в почках не дает мне покоя. Молитвы не помогают. Пытаюсь нащупать в кото­рый раз причину моего состояния. Первая про­грамма, которая выходит, — презрение к женщи­нам из-за унижения желаний и жизни. Меня уже замучили претензии к женщинам, которые я не могу снять. Они связаны с обожествлением жен­щин, с обожествлением жизни и ее продолжения. Все это идет из самых глубин, и почему-то дотя­нуться до них не могу. Под убаюкивающий стук колес, в полусне, нахожу новые и новые версии. Рано или поздно результат будет.

Я лежу, глядя в потолок, и не могу понять, от­куда приходит чувство безысходности. Внешне вроде бы понятно, написал столько книг о том, как преодолевать болезнь, и сам заболел. Я пыта­юсь успокаивать себя. Это все равно что упрекать опытного гонщика в том, что он не смог справить­ся со своей машиной, у него просто другие скоро­сти и больший риск. Как я ни пытаюсь успокоить себя, безысходность не проходит, эта эмоция душит и парализует меня, перекрывая дальней­шие поиски. Почему я не могу справиться с ней, ответа нет.

Только через несколько дней я вспомню свои собственные советы и пойму, в чем дело. Если эмоция неуправляема, это означает, что она идет с потомков. В таких случаях надо за них молиться. И когда негатив идет с потомков, безысходность объясняется просто. Как бы ни болел и ни мучил­ся человек, если ему скажут, что завтра боль, пыт­ки и болезни пройдут, он выдержит любые испы­тания. У него будет точка опоры на будущем. Наши дети — это наше будущее. Если негатив идет от них, то будущее закрывается. Чтобы управлять будущим, надо выйти за его пределы, а это можно только через любовь. И если любви не­достаточно, темные волны, идущие из будущего, разрушают не только тело, но и душу, и эти муче­ния подчас становятся невыносимыми. В таких случаях человек может совершить самоубийство или убить кого-то другого. А сейчас, в данный мо­мент, я лежу и пытаюсь справиться с приступом отчаяния, вернее не так, отчаяние было раньше, сейчас мы назовем это некоторым унынием. Я знаю, что я справлюсь с ним рано или поздно. Через любовь все можно преодолеть. И я продол­жаю повторять, что сохраняю любовь, как бы ни разрушались моя жизнь и мои желания, как бы ни рушились мои планы и надежды. Который раз представляю свое старение и смерть, концентри­руясь в этот момент на любви. У меня не так мно­го сил, чтобы расходовать их на уныние и сожале­ние, они должны быть использованы для дальней­шего роста и познания. Кстати, о сожалении.

Как-то у меня произошла ситуация, которую я очень хотел исправить. Ну зачем же я так сделал, постоянно крутилась в голове одна и та же мысль. Ведь этого могло же не произойти. А через час я почувствовал какие-то сильные проблемы на поле­вом уровне, продиагностировав себя, я удивился, неизвестно откуда вылетела масштабная програм­ма самоуничтожения. Я долго пытался найти ее причины, видя насколько она опасна, и через не­которое время с изумлением понял, что острое со­жаление о прошлом и пожелание смерти себе, то есть программа самоуничтожения — это одно и то же. Сожаление о прошлом — это медленное само­убийство. И если человек эту программу не оста­навливает, появляющаяся онкология тормозит его самоубийство на тонком плане. Страх перед буду­щим — это неприятие будущего, отречение от него. Наши потомки находятся в будущем, чем больше мы боимся будущего, тем масштабнее про­исходит убийство своих потомков. Ребенок может родиться, но за этот страх мы расплачиваемся потом.

Потолок купе периодически вспыхивает отблес­ками проносящихся мимо фонарей. Я продолжаю размышлять. Нужно прокрутить еще 10-15 воз­можных вариантов, позволяющих объяснить ны­нешнюю ситуацию. Потом какие-то гипотезы соль­ются в одну, какие-то будут отброшены, — нор­мальный рабочий режим. Надо действительно на какое-то время отойти от всех дел и привести свою душу в порядок. Моя знакомая недавно ездила в монастырь в группе паломников. Подъем в 5 утра, молитва, отрешение весь день. Через несколько дней вернулась, и у нее за один день из почек вышли все камни. Мы в реальности часто обраща­емся к Богу, даже молимся и при этом цепко держимся за свои привычки, проблемы и привя­занности. В Саусалито под Сан-Франциско врачи проанализировали несколько тысяч случаев спон­танного излечения от рака, и все случаи объедини­ло только одно: перед излечением были резкие из­менения по судьбе, то есть отрыв от привычного ритма жизни, который высасывал всю энергию, и от прежней жизни как таковой. И если в душе есть любовь, мы можем начать новую жизнь, и тогда болезнь останется в прошлом.

Вот и сейчас я стою на пороге новой жизни. Старая жизнь с ее раздражительностью, амбиция­ми, привязанностями должна отойти в прошлое. И если я не захочу с ней расстаться, она, навер­ное, уйдет с моим телом. Я сам себе должен дать совет: заболел — прощайся со старой жизнью, на­чинай новую, тем более сейчас, когда мы проща­емся с веком и тысячелетием. У всего человече­ства, похоже, та же проблема — расстаться со ста­рой жизнью и полностью обратиться к новой. Мы живем в счастливое время. Покровы человеческо­го становятся все прозрачнее, и сквозь них мы все явственней видим Божественное.

С. Н. Лазарев. «Диагностика кармы. Преодоление чувственного счастья». Книга 7