Мелодия любви. История Веры Лотар
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей...
О. Мандельштам
*****
«Жизнь, в которой есть Бах, благословенна…»
Вера Лотар-Шевченко
*****
Она родилась в Турине, весной 1901 года.
Музыкой стала заниматься, как утверждала сама позднее, «с тех пор, как себя помнила». В семье Лотар музыка и литература определяли всё.
В Париже она училась у великого Альфреда Корто. И навсегда разделила привязанность своего педагога к произведениям Шопена и Дебюсси.
В четырнадцать она выступает с самым знаменитым в мире оркестром под управлением Артуро Тосканини.
По окончании курса в Парижской консерватории, стажировалась в Венской музыкальной академии. И уже это прославленное учебное заведение оставило в её репертуаре Баха, Моцарта, Бетховена, с которыми она никогда не расставалась.
Портрет Бетховена всегда стоял на ее рояле.
В ее распоряжении лучшие концертные залы Европы.
После гастролей в Америке самая прославленная фирма в мире — «Стейнвей» — предложила Вере Лотар играть на своих роялях, и потому доставляет инструмент на любой концерт, даже в малодоступные горные районы Швейцарии. А в знак благодарности за согласие и рекламу, «Стейнвей» дарит ей свои рояли. Это поистине царские подарки.
У писателя Ярослава Кирилловича Голованова я однажды прочла:
«…качество роялей «Стейнвей» зависит от травы, где паслись овцы, из шерсти которых сделан фетр на ударяющих по струнам молоточках...».
Европейское и американское турне… успех, успех, успех… она молода, красива, богата, счастлива… вокруг нее влюбленные молодые люди…
Она выбрала не совсем молодого, совсем не богатого...
Выбрала нерасчетливо, безрассудно, просто потому что полюбила. Как скажет потом ее друг, режиссер Владимир Мотыль: «пошла за чувствами».
Отец ввел ее в круг своих друзей. Там она и встретила будущего мужа — Владимира Яковлевича Шевченко, сотрудника советского торгпредства, инженера-акустика, создателя смычковых инструментов, «русского Страдивари».
Его отец эмигрировал из России, после революции 1905 года. Володя был тогда подростком. А в 1917-м отец Володи вернулся на родину. Володя остался в Париже, продолжать образование.
Несмотря на то, что Владимир был значительно старше Веры и имел уже двоих сыновей от первого брака, Вера сильно влюбилась, вышла за него замуж и родила ребенка.
Владимир Яковлевич мечтал вернуться на Родину. Разрешение он получил в 1937 году...
Семья приехала в советскую Россию...
Владимира и Веру с тремя детьми поселили в крохотную комнату в общежитии, в Ленинграде.
Работы не было, жить не на что. Он подрабатывал где мог. Она продавала свои парижские платья.
По законам того трудного времени, все вокруг отнеслись к ним очень подозрительно. Впрочем, нет, не все.
Заступничество великой пианистки Марии Вениаминовны Юдиной, позволило Вере Лотар-Шевченко получить «соответствующую исполнительскую категорию» и начать работать в Ленинградской государственной филармонии.
В 1941 году, перед войной, Владимира Яковлевича Шевченко арестовали...
Со всей своей французской отвагой и темпераментом, в котором бурлила мамина испанская кровь, Вера кинулась в НКВД и стала кричать, путая русские и французские слова, что муж ее — замечательный честный человек, патриот, а если они этого не понимают, то они — дураки, идиоты, фашисты!!! и — «берите тогда и меня»…!!!
Они и взяли. По статье «сто шешнадцать пополам».
И будет Вера Лотар-Шевченко тринадцать лет валить лес. В Тавде, Свердловской области, что на северном Урале.
Не сразу узнает о смерти мужа и их совместного ребенка, в блокадном Ленинграде.
Многие годы будет писать мужу в никуда.
Строчка из ее письма мужу — из лагеря в лагерь: «Мы еще будем жить настоящей жизнью».
Первые два года в лагере она умирала. А потом сказала себе: «раз не умерла, значит, надо жить».
Следовала завету Бетховена всем страждущим:
«Stirb oder Auf! Умри или Будь!»
Освободилась в Нижнем Тагиле.
И прямо с вокзала, в драной лагерной телогрейке, из последних сил, бежала поздним вечером в музыкальную школу, дико стучала в двери, умоляя о «разрешении подойти к роялю»… чтобы… чтобы «играть концерт»…
Ей разрешили. И тут, она, в первый и последний раз в жизни, испытала страх... Никак не могла решиться дотронуться до клавишей.
Пальцы пианиста деревенеют, если он не играет даже один день. А она тринадцать лет не прикасалась к роялю.
Ей казалось: вот Шопена сможет играть, а Баха не сможет… смогла и Шопена, и Баха… а вот Бетховена не сможет… смогла и Бетховена…
У закрытой двери, не смея зайти, замерев от переполнявших их слез, стояли педагоги. Всем было понятно, откуда она прибежала в этой драной телогрейке.
Играла почти всю ночь. И заснула за инструментом. Потом, смеясь, рассказывала: «А проснулась я уже преподавателем той школы».
Директор музшколы, Мария Николаевна Машкова, была первым человеком, кто пригрел и приютил ее в Нижнем Тагиле.
Взяла на работу иллюстратором, поселила прямо в школе.
Вера Августовна играла детям любую классику, о которой на уроке рассказывал педагог. Счастливые те дети!...
На первую свою зарплату возьмет напрокат кабинетный рояль. На вторую — сошьет себе черное концертное платье в пол. Явно для филармонических стен, хотя до них было еще ох как далеко!
А потом, скопив денег, купит каракулевую шубу. После лагерной или с чужого плеча одежды — это ж такое женское счастье: идти по снежному Тагилу в новой теплой элегантной шубке!
И вот, как-то поздним вечером, догоняют ее два бандита, нож к горлу и говорят: «Раздевайся! Гони шубу!»
Вместо того чтобы испугаться, Вера Августовна впала во гнев: «Это моя первая одежда после лагеря!»
Бандиты растерялись: «Сидела?!.. Где?.. Кто начальник был?»
Разговорились, нашли общих знакомых.
Потом они галантно проводили ее домой: «Прости, не признали. Больше тебя в этом городе никто не тронет!»
Ее звали вернуться в Париж. Там оставались родственники.. Но она неизменно отказывалась.
Объясняла: «Это было бы предательством по отношению к тем русским женщинам, которые поддерживали меня в самые трудные годы в сталинских лагерях».
В 1957 году ее нашел старший сын Владимира, Шевченко Денис. Он выжил в блокадном Ленинграде.
Потом ушел на войну. После войны продолжил дело отца — стал мастером-акустиком, создателем смычковых инструментов.
И тоже был очень талантлив — получил Большую золотую медаль Международного конкурса альтов в Италии.
В 1965 году о Вере Лотар-Шевченко рассказал в «Комсомольской правде» Симон Соловейчик.
А позже, много писал о Вере Августовне мой друг и коллега Юрий Данилин, который в те годы был собкором «Комсомолки» по Западной Сибири.
Последние шестнадцать лет своей жизни Вера Лотар-Шевченко жила в Академгородке под Новосибирском.
* * * * *
Она не просто восстановится после лагеря как музыкант, но и начнет активную гастрольную деятельность.
Москва, Ленинград, Одесса, Омск, Свердловск, Чита, Хабаровск, Красноярск, Львов, Киров, Киев…
Иногда к ней возвращалось французское легкомыслие.
Как-то, в предновогодний вечер, Вера Августовна прикатила к Данилину в корпункт «Комсомольской правды» на такси, (двадцать пять километров от Академгородка) и с порога объявила: «Будем кутить!»
«Давайте здесь», — предложил Данилин, понимая, что такое предпраздничная ночь в городе.
Но понимание советских реалий ее никогда не интересовало.
«Здесь надо работать, а не кутить», — сказала она о корпункте.
И вот они поймали на улице какую-то случайную, но дорогую машину и долго, долго ездили по городу в поисках романтического места.
Вдруг — кафе «Волна».
«Что значит — «Волна»?» — спросила Лотар-Шевченко.
Данилин хотел честно признаться, что ничего хуже этого гадюшника в Новосибирске нет, но измотанный водитель
закричал радостно: «Это такой фейерверк!!!…» — и высадил их.
Грязная забегаловка, синюшные лица, дым коромыслом.
Она оглядывается и говорит удивленно: «Здесь нет рояля».
«Господи, — подумал Данилин, — хорошо, если посуду моют хотя бы раз в день».
Лотар-Шевченко, в той самой каракулевой шубке, которая, впрочем, смотрится на ней, как горностаи, царственно подходит к барной (якобы) стойке, ведет там короткие переговоры и затем, обращаясь непосредственно к посетителям, произносит:
«Месье! Есть водка (показывает, высоко поднимая вверх, две бутылки). Нужен рояль!»
От столиков поднимаются два «месье», ни слова не говоря берут бутылки «Посольской» и уходят в ночь.
«Навсегда», — думает Данилин, зная местные нравы. И ошибается.
Уже минут через двадцать, все прильнули к окнам и видят, как через трамвайные пути, те два «месье» катят приличного вида кабинетный рояль.
Выменяли на водку, у сторожа соседнего Дворца культуры. Не «Стейнвей», конечно, но вполне пригодная «Эстония».
И вот в новогоднюю ночь, в промышленном районе Новосибирска, в кафе «Волна», играют Брамса! И — как играют!!!
Явилась вся кухня, вышли швейцары, гардеробщики. И все, стоя, благоговейно слушают музыку. Полтора часа никто не шелохнулся.
С ума сойти! Не «Волна», а зал Дворянского собрания.
И провожая их, ручки Вере Августовне целуют, и машину находят, и трогательно прощаются.
«Нет, не знаю я своего города!» — думает Данилин.
Не знаем мы своей страны, своего народа... — добавлю я от себя.
* * * * *
Разговариваю с Натальей Алексеевной Ляпуновой, биологом, генетиком, доктором наук. Ее отец — Алексей Андреевич Ляпунов — знаменитый математик, из тех, кто вопреки мракобесию, отстаивал у нас кибернетику, как науку.
С Верой Лотар-Шевченко они познакомились в Академгородке.
«Вера Августовна не любила рассказывать о лагере. Но если все-таки вспоминала — только хорошее. Пять лагерей сменила. А все рассказы ее — какие там замечательные люди!
Вот в одном лагере начальник был, приличный человек. И там сидело много музыкантов, кстати, очень знаменитых. И начальник придумал создать в лагере оркестр.
Какие-то струнные они нашли, духовые, даже на гребенке играли. Классику, между прочим.
И Вера Августовна для каждого написала партитуру и сама дирижировала.. Рояля, конечно, не было. Но на ней весь оркестр держался.
Освоила баян, аккордеон. И ее там очень любили. К ней невозможно было плохо относиться — она была беззащитна и вся в музыке.
Потом кто-то донес на того начальника лагеря, его убрали. Но Веру Августовну и после него спасали как могли — перевели на какое-то время с лесоповала на кухню. На мытье посуды. «Это было счастьем, — вспоминала она, — руки в теплой воде!»
* * * * *
На ее концерты в Москве и Петербурге билеты в первый ряд не продавали. Места здесь — всегда! — предназначались для тех, с кем она сидела в сталинских лагерях. Пришел — значит, жив.
Пальцы у Веры Августовны до конца жизни были красные, корявые, узловатые, гнутые, изуродованные артритом.
И еще — неправильно сросшиеся, после того, как их на допросах переломал («не спеша, смакуя каждый удар, рукоятью пистолета») старший следователь, капитан Алтухов.
* * * * *
Живя в Академгородке, Вера Августовна все выходные проводила в семье Ляпуновых.
«Мама смазывала ей руки облепиховым маслом, — рассказывает Наталья Алексеевна, — папа говорил с ней, к ее счастью, по-французски, а я всегда сопровождала ее на концерты.
У папы не было музыкального слуха, но он специально для Веры Августовны купил в наш дом рояль, не «Стейнвей», конечно, но приличный Bekker. И часто она на нем играла.
Вообще в быту Вера была человек неприспособленный. Рассказывала мне:
«Натусь, я ставлю курицу сварить на кухне и ухожу играть к себе в комнату, играю, играю, пока дым вовсю из кухни не пойдет, ну тогда иду и выбрасываю почерневшую кастрюлю с курицей».
Зато она научила меня делать сыр камамбер, без которого, как француженка, жить не могла:
«Заворачиваете в полиэтилен плавленый сырок «Дружба», кладете на теплую батарею и забываете. Через три месяца от батареи начинает идти очень французский запах, сыр покрывается плесенью, и — вуаля! вот вам и камамбер…»
И смеялась при этом так счастливо, как будто не было пяти лагерей, тринадцати лет на лесоповале… Такая детскость души…»
А потом ей купили новенький «Стейнвей». Говорят, сын Владимира Шевченко, Денис — прислал из Москвы. Но ее потрясающие пальцы не успели к нему прикоснуться.
10 декабря 1982 года Вера Августовна Лотар-Шевченко умерла.
В декабре, 2006 года, в Новосибирске, состоялся первый Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко.
На белом мраморе памятника выбиты слова Веры Августовны:
«Жизнь, в которой есть Бах, благословенна…»
В сентябре, 2007 года, лауреаты Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко играли в Париже. В стенах ее родной школы — зале Корто. А Вера Августовна смотрела с афиш на родные улицы.
В этом году впервые французская Высшая школа музыки им. Альфреда Корто с радостью объявила о начале официального сотрудничества с Международным конкурсом пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко.
Директор школы, Франсуаза Ноэль-Марки сказала, что ценности, которые несет в себе конкурс и ее учебное заведение, совпадают.
И главная среди этих ценностей — творчество души, внутренний полет, креативность.
Качества — в высшей мере присущие Вере Лотар-Шевченко.
А всего несколько лет назад, когда первые победители конкурса играли в Рахманиновском зале нашей консерватории в память о Вере Лотар-Шевченко, французский посол, помню, плакал. И говорил сквозь слезы, что во Франции ее никто уже не помнит.
* * * * *
В лагере, зэки, кухонным ножом вырезали для нее на нарах фортепианную клавиатуру. И она по ночам играла на этом безмолвном инструменте Баха, Бетховена, Шопена.
Женщины из барака уверяли потом, что слышали эту бесшумную музыку, просто следя за ее искореженными работой на лесоповале пальцами и за выражением её лица, глаз, свет которых отражал ту небесную мелодию, что слышала ее душа в те мгновения времени...
Я думаю, та клавиатура на лагерных нарах, тот самый необычный музыкальный инструмент ХХ века — это и был ее настоящий «Стейнвей»...
автор повествования Зоя Ерошок, советская и российская журналистка,(1953–2018), соосновательница печатного издания «Новая газета»
*****
Музыка должна высекать огонь из души человеческой.
Л. В. Бетховен, немецкий композитор, пианист и дирижёр (1770 –1827)
***
Тайна музыки в том, что она находит неиссякаемый источник выражения там, где речь умолкает.
Эрнест Теодор Амадей Гофман, немецкий писатель-романтик, сказочник, композитор, художник
(1776 –1822)
***
Одной любви музыка уступает, но и любовь — мелодия.
А. С. Пушкин, великий русский поэт, драматург и прозаик (1799 –1837)
***
Музыка, подобно дождю, капля за каплей, просачивается в сердце и оживляет его.
***
Хорошая музыка чиста, как ребенок, и мудра, как глаза старца.
Ромен Роллан, французский писатель и общественный деятель, драматург, учёный-музыковед (1866 –1944)
***
Слово и действие становятся значительными, когда музыка берет их на свои крылья.
А. В. Луначарский, советский государственный деятель, писатель, искусствовед (1875 –1933)
***
Музыка — поистине общечеловеческий язык.
Карл Вебер, немецкий композитор, дирижёр, пианист (1786 –1826)
*****
Мне снилась музыка… Во мгле
Такая в ней светилась сила!
И всё, что было на земле,
Всё из нее происходило.
Владимир Лазарев
***
Тогда запело в вышине:
И ангелы заговорили
Про Бога, вечность и любовь;
И, в дальних вихрях светлой пыли,
Я видел, как миры ходили,
И слышал музыку миров……
Федор Глинка
***
Звучал орган и вслед ему
Струился звук виолончели,
Как будто Божии качели
Спустились к сердцу моему.
Валентина Назарова
***
Я в музыку порой иду, как в океан, пленительный, опасный...
Чтоб устремить ладью сквозь морок и туман
К звезде своей неясной.
на новости и анонсы
Такая в ней светилась сила!
И всё, что было на земле,
Всё из нее происходило.»
Владимир Лазарев??❤️